Царское дело

— Один ваш человек, — ответил Жонкинсон. — Это когда нас вязали. Этот человек ударил по точилу сапогом, и точило развалилось.

— Гм! — громко сказал Щелкалов. — Ты, наверное, дерзил ему. Но ладно! Найдем мы его. И накажем. А точило еще можно починить?

— Можно, — ответил Жонкинсон. — Но для этого нужно…

— Все будет! — перебил его Щелкалов и, повернувшись к Маркелу, спросил: — Что еще?

— А еще, — сказал Маркел, — это не просто шахмата, а белый цесарь. Он там самый главный, и на него все смотрят. Поэтому его нужно сделать точно таким же, чтобы никто не заметил, что это подмена. Чтобы цесарь был, как все!

— Как все, его делать нельзя, — вдруг сказал Жонкинсон.

— Почему это еще?! — спросил Маркел.

— Потому что мне так было велено. Я его уже однажды таким сделал, и мне приказали его переделать. И я переделал.

— Кто приказал? — спросил Щелкалов.

— Я его не знаю, — сказал Жонкинсон. — Был человек от государя. Пришел, пересмотрел шахматы и сказал, что он ими всеми доволен, а вот белый цесарь не годится. У них в Кремле, он сказал, белыми всегда играет только государь, и поэтому белого цесаря надо переделать так, чтобы он был выше всех других фигур. Хорошо, сказал я, переделаю. Э, нет, сказал тот человек, зачем столько работы, белый цесарь всем хорош, ты только приделай ему что-нибудь на шапку, какое-нибудь украшение. Тогда я просверлил ему в шапке дырку и вставил туда золотое перо, вот такое коротенькое. И тот человек забрал те шахматы. Я и сейчас все также сделаю. Но, чтобы не ошибиться, ведь это было еще осенью, я мог же что-нибудь забыть, мне для примера нужен второй цесарь, черный. А сама работа займет не больше часа. Ну, и ремонт точила еще час.

— Что ты на это скажешь? — спросил Щелкалов у Маркела.

— Он дело говорит, — сказал Маркел. — Но мне тогда нужно сходить за черным цесарем.

— Это обязательно, — сказал Щелкалов. И позвал: — Мишка!

Пришел все тот же стрелец. Щелкалов велел ему увести Жонкинсона.

Когда Мишка и Жонкинсон вышли, Щелкалов негромко сказал:

— Ох, и нечистое же это дело… И еще вот что: чую я, что ты, Маркел, знаешь, кто это к Жонкинсону приходил. Ведь знаешь же?

— Откуда мне такое знать, — сказал Маркел. — Да я про эти шахматы вчера в первый раз услышал.

Щелкалов усмехнулся и сказал:

— Если будешь и дальше кривить, то будешь вместе с гентельманом Баусом сидеть здесь до Страшного суда!

— Так долго не получится, — сказал Маркел и тоже усмехнулся. — Те, которые меня сюда послали, обеспокоятся, что меня так долго нет, и придут глянуть, что же такое тут творится.

Щелкалова всего перекосило, и он очень сердито сказал:

— Смеешь грозить мне, пес?

— Ни в коем разе, боярин, — ответил Маркел. — Просто хочу за твое добро своим добром ответить. Ты мне позволил с Жонкинсоном переговорить, а я тебе хочу за это дать совет: отпусти меня Христа ради, век буду тебе благодарен. И те добрые люди, которые меня сюда послали, тоже будут тебе благодарны.

— Знаю я этих добрых людей!.. — сердито воскликнул Щелкалов. — За рубль задавятся, за пять рублей Москву сожгут, а за сто — весь белый свет. Отравили государя, ироды! Может, даже этим цесарем… И государь это чуял. А я, дурень, еще думал, голову ломал, чего это он вдруг за духовную взялся? И как ее всю искромсал! Я же когда ее тогда увидел, это когда он нас в среду к себе призвал, так не поверил даже: вся почеркана! А государь мне тихим голосом: «Ты это пока не читай. Пока что читай только старое». Ну, я так тогда и читал только старое.

— А что там было новое? — спросил Маркел.

— А тебе какое дело? — строго спросил Щелкалов. — Я этого даже боярам не сказывал, а тут тебе скажи! Придет время, всем скажу. Всем прочитаю! Я же знаю, где его духовная схоронена, в каком надо алтаре и за какой надо иконой. Да и кто это чужой в алтарь полезет? Это же какое святотатство! Это пять царей зарезать надо, чтобы… Тьфу! До чего договорился… Иди ты, Маркел, вон! Вместе с твоей шахматой, которую ты где-то спрятал или другие спрятали, а ты знаешь, где она лежит, может, даже у тебя за пазухой. Ну, перекрестись, если не так!

Маркел замялся. Щелкалов с улыбкой сказал:

— Вот то-то же. Но ладно, Бог с тобой, иди. И скажи тому, кто тебя сюда посылал, что я тебя по свой воле выпустил и шахмату при тебе оставил. А мог и шахмату отнять, и тебя здесь вместе с Баусом сгноить. Иди!

Маркел повернулся и вышел. А там сошел по лестнице и вышел на крыльцо.

43

С крыльца сразу было видно, что случилось что-то очень важное. Никого во дворе видно не было! Всех стрельцов как ветром сдуло, и все ворота, все двери стояли закрытые. Маркел подошел к въездным воротам. Из привратной будки выглянул стрелец и строгим голосом спросил:

— Куда лезешь? Не видишь, что заперто?

— Мне обратно надо, в Кремль, — сказал Маркел. — Сам Щелкалов велел. Дело государево! — и показал овчинку.

Тогда из будки выглянул еще один стрелец, быстро осмотрел Маркела, после вышел к нему и сказал:

— Шалят по городу. Нельзя на улицу ходить.

— А кто шалит? — спросил Маркел.