— У меня две заботы, — ответил Маркел. — Первая забота: не хочу я обратно домой возвращаться. Я же из Рославля-города. Да и какой это город, как я теперь вижу, после Москвы-то. А вторая забота… Даже не забота, а так, суета: у моей соседки дочка куда-то запропастилась. Дочка Нюська. Вот таковского росточка. Славная такая девчушка. И родительница у нее тоже добрая хозяйка, никакого укора я к ней не имею, а вот пришла, плачет: Маркел Петрович, пособи…
— А она замужняя? — спросил Авдей.
— Да кто их, этих баб, разберет! — в сердцах ответил Маркел. — Вроде как замужняя. И вроде как вдова. Нет, даже просто вдова. Дядя ее сказывал… — и тут Маркел замолчал, потому что почувствовал, что краснеет.
— Да-а… — нараспев сказал Авдей. — Жена есть соблазн души. А чужая жена два соблазна. А служба? Чего про службу ничего не говоришь?
— А что я пока скажу? — сказал Маркел. — Я здесь еще недели не служу.
— Так ты и вдову эту тоже не больше знаешь. А как за нее горой стоишь! Вот так бы ты за службу стаивал.
Маркел усмехнулся и развел руками. Авдей тихо засмеялся и сказал:
— А ливер все равно нужно лечить. Не хочешь клистиром, можно отвары пить. Вот утром к боярину придешь и сразу падай ему в ноги, говори: «Спаси, боярин!» А он на это мастер! Он же уже сколько, уже пятый год пошел, как Аптекарским приказом ведает. Все снадобья через него, все записи через него! И все он, если надо, сам взвесит и сам разделит, до зернышка, до скорлупки. И у нас этого здесь, наверху, даже больше, чем в аптеке государевой. Ты был там? Это сбоку от царицыного терема, возле Богородицыной церкви на Сенях. Там еще рядом переход на Задний государев двор. Знаешь такой?
— Рядом с Ближним застенком, там, что ли?
— Рядом! Рядом! — повторил Авдей. — Почти что дверь в дверь. Только в застенок — это лестница вниз, а в аптеку — вверх. Ваш Ефрем часто туда бегает, если кому вдруг худо станет. А там вся стена в склянках. Но у боярина здесь больше!
Вот сюда Шкандыбин и ходил, тут же подумал Маркел, так что в аптеке делать нечего, здесь у них все яды, и надо сюда стрельцов вести! Подумав так, Маркел аж часто задышал и почувствовал, как зубы у него оскалились.
— Ты чего это? — спросил Авдей.
— Да вот что-то опять культя схватила, — ответил Маркел.
— Клистир тебе надо! Клистир! — строго сказал Авдей.
— С этим можно подождать, — сказал Маркел. — А вот где девчушка? Нюськой ее зовут. Соседку жаль!
— Это завтра спросишь у боярина, — сказал Авдей. — Еще есть будешь?
Маркел не ответил. Тогда Авдей собрал все со стола (благо, что Маркел успел хлеб прихватить) и вышел. Маркел сидел за столом, смотрел на горящий светец и ждал, когда Авдей вернется. Но Авдей не возвращался. Очень хотелось есть, а хлеб был уже весь съеден. Эх, надо было брать свекольник, время от времени думал Маркел. Но почти сразу додумывал: две-три ложки съешь, а после вдруг как скрутит! И пена на губах, конечно. Знаем мы таких, наслышаны. А хлеб, что хлеб, хлеб — божья пища, хлеб не отравишь, скорей рука отсохнет.
И вдруг, как на грех, вспомнилось: а Авдей-то одну руку прятал! Может, у него с ней что-нибудь неладное, а он его хлеб едал… Маркел взялся за брюхо. Брюхо было смирное. Маркел перекрестился, и ему стало спокойнее. И так он, спокойный, просидел еще довольно долго, его крепко клонило в сон, но он не поддавался и спасался тем, что думал про Бельского, что он теперь знает, откуда тот яды берет и, надо будет, пойдет и на дыбу и там все, как было, скажет, ничего утаивать не станет, все Ефремовы хитрости стерпит и на все свои слова крест поцелует. И будет тогда Богдашке плаха… Будет! Плаха! Это слово радовало слух, потому что а как же! Потому что где дядя Трофим? Где Савва? Где Гриша? Где, даже черт ее дери, ведьма Домна, тоже ведь крещеная душа? А…
И вот дальше сразу думалось: а Нюська как? Он сюда за чем пришел, за Нюськой? Или за Бельским? Да что ему Бельский! И, прости, Господи, а даже и царь-государь? Без государя царство не останется, кого-нибудь да выкрикнут, никогда нигде еще такого не было, чтобы народ жил без царя. А вот без Нюськи было. И без Параски тоже. Так как же тут быть? И Маркел сидел, смотрел в чернющее окно и думал. И так и не заснул, пока за окном не начало светать.
51
И почти сразу же за дверью послышались шаги, после открылась дверь, в ней показалась голова и строгим голосом сказала, что чего расселся, когда уже пора идти. Маркел встал и пошел к двери. Там стоял человек, одетый челядином. Он, ничего уже не говоря, первым пошел по переходу. Маркел пошел за ним. Время было утреннее, в переходах посветлело, но людей было еще немного. Челядин провел Маркела вправо, влево, после вверх и вниз по лестницам, а потом остановился возле одной из дверей и осторожно постучал в нее. Дверь открылась, из нее выглянула еще одна голова, но уже в высокой шапке, посмотрела на Маркела и велела заходить.