Я и есаул Грамотин отвезли ящики Царского дела в поезд генерала. Надеясь еще уладить инцидент, я попросил у генерала письменное приглашение Н.А. следовать с делом в Верхнеудинск, объяснив ему, что НА. обижен. Генерал написал письмо, я поехал с ним к НА., но он разорвал письмо… Поезд генерала ушел ночью в В[ерхне] Уд[инск]. Я уехал сторожем дела, поместившись с ним в салоне генерала. Грамотин остался беречь Соколова.
Кажется на 4-й день приезда в В[ерхне] Уд[инск], вечером, ген. Дитерихс позвал меня: «Идемте, Чита вызывает меня к проводу, – верно, Соколов». Говорил НА.: «М.К, между нами произошло недоразумение, виной чему моя расшатанная нервная система. Прошу вас остановить мой рапорт об отставке. Во Владивостоке арестован и доставлен ко мне молодой офицер, женатый на дочери человека с историческим в последние годы именем. При аресте захвачены документы, полностью подтверждающие наши с вами предположения о участии в деле вражеского элемента. Он помещен в тюрьму. Его жену я поместил туда же моей властью. Прошу вас или самому приехать сюда, или принять меры к препровождению к вам арестованных и меня».
Ответив ласково Н.А., генерал передал провод атаману, прося остановить рапорт Соколова и выслать в В[ерхне] Уд[инск] арестантов, кои будут указаны Соколовым. Генерал понял, что арестанты – Соловьев и его жена, рожденная Распутина, и что они попались с документами, доказывающими, что Соловьев в Тюмени был немецким проводом в Тобольск…
На 2-й день Рождества прибыл в В[ерхне] Уд[инск] вагон нашего с Соколовым общего английского друга в Чите капитана Walker'a, а в нем Соколов и Грамотин, не только без арестантов, но сами очень встревоженные освобождением Соловьева «атаманшей», каковое правильно описал г-н Ирин. Соловьев, уходя из тюрьмы, пригрозил НА.: «Мы еще с вами посчитаемся!»…
Я не знаю, кто такой г-н Ирин, но по выказанному им в его статье знакомству с Н.А. историей Ц[арского] Д[ела] вижу, что он был близок НА., – возможно; я уже скоро 2 года в Абиссинии и не знаю последних встреч Н.А. По теплому тону его статьи вижу, что он «свой» и понимает значение личности покойного и труда, им совершенного, тем более печально, что он так неосторожен в вышеприведенной фразе.
Во всяком случае нужно быть осторожнее, говоря о человеке, который свою службу Царскому делу и охрану безопасности и спокойствия Н.А. Соколова считает оправданием своей жизни.
Гвардии капитан БУЛЫГИН.
Абиссиния. Аддис-Абеба.