Царство красоты

Лениво наблюдаю за тем, как нежный испанский ветер перебирает короткие пряди медленно, но уверенно седеющих волос моего мужчины, любуюсь его улыбкой и неповторимо мягким, удовлетворённым взглядом. Он смотрит на наших детей, и эти открытки из их реальной жизни, где двое поглощены друг другом так, что весь остальной мир для них — лишь скучная декорация, исцеляют его израненное сердце, порядком истерзанное мною, детьми, судьбой.

Эштон и Соня сидят на берегу, у самой кромки воды. Они обнимаются, как и всегда, впрочем, время от времени новоиспеченный муж целует свою новоявленную супругу, всякий раз отрывается от неё с трудом, и это так сильно заметно, что улыбка моего Алекса достигает вольтажа, способного освещать всё это побережье ночью вместо солнца!

Выболела у него душа в последние годы, наблюдая за глупостью своего сына, ошибками, которые вылились нам в горькие слёзы. Но теперь Эштон с нами, и так будет всегда, потому что он — такая же часть нас, как и мы — часть его, и не важно, что он совершил, как и когда — его место в семье. Родители всегда находят силы простить, ищут способы помочь, провести, наставить на путь истинный — на то они и родители. А мой муж в этом деле настоящий гений: невозможно представить себе отца, лучшего, чем он.

Моя голова на его плече, мои ноги вплетены в его ноги, наши ладони соединены, я закрываю глаза и наслаждаюсь нашей близостью, его невинными ласками, поцелуями, теплом, исходящим от его тела, но главное, полнотой того уникального состояния покоя, которое бывает лишь тогда, когда всё хорошо.

— Молодец! — тихо шепчет в висок, потому что все последние пятнадцать минут держал свой нос уткнутым в мои волосы.

Открываю глаза и вижу, как Эштон нежно и искренне гладит ладонями Сонин огромный живот — ей уже совсем скоро рожать. Все знают, что девочка, которая вот-вот появится на свет, зачата другим мужчиной, знает об этом и Эштон. Но, как показывает жизнь, мужчины в этом наистраннейшем Соболевском роду умеют любить чужих детей так же сильно, как и своих, а иногда даже сильнее.

— Гордишься? — спрашиваю мужа.

— Просто доволен.

— Чем?

— Тем, что он всё делает правильно.

— С твоей подачи…

— А разве это не мой долг, подсказывать, где именно пролегает тот самый путь, который принесёт ему «главное»?

— Твой. Но ещё раз выкинешь такой номер с придумыванием смертельной болезни — я тебя убью. Собственными руками! — мой голос ровный, потому что я сообщаю мужу эту угрозу уже в сотый раз, всё никак не успокоюсь, до конца не отойду.

— Лерусь, ну я уже миллиард раз извинялся: прости ещё раз! Сплоховал в стратегическом планировании, не подумал, что он может сразу к тебе рвануть и таких дел наворотить… Прости! Больше не повторится!

— Ты знаешь, стратег мой ненаглядный, а я вот в последнее время всё думаю: что, иного способа помочь сыну разобраться в собственных чувствах не было? Кроме как напугать до чёртиков?

— Ну, не знаю. Может, и были, но у меня в тот момент этот вариант был единственным и беспроигрышным.

— Так уж и беспроигрышным?!

— Лерусь, ну кому как не нам с тобой знать, что когда случается настоящая беда, приходит реальное горе, все мелочи, все псевдо боли, проблемы, зависти, ненависти и злосчастная «мстя» облетают как шелуха, оставляя главное. Я создал ему такую беду искусственно, и он понял, что для него важное, что главное. Что именно имеет первостепенное значение в его жизни.

— Соня?

— Конечно, Соня. Конечно! Посмотри на них…

И на них нельзя смотреть без улыбки — тихая, непоколебимая радость, нерушимый союз, счастье выстраданное, но от этого ещё более ценное.

— Красивые дети, красивы их чувства, красивое будет у них счастье! — улыбается.

Переключает своё внимание на меня, целует. Сейчас, ещё пару минут ему позволим душеньку свою многострадальную отвести, продолжим:

— Посмотрим, что дальше будет… — говорю задумчиво, — ведь Эштон — не моногам!

— Всё у них будет прекрасно, и впереди ждёт только хорошее, радостное. Это просто время его пришло, Лерусь, он всё сделает как надо, обещаю тебе!

— Ни в чём нельзя быть уверенным! — настаиваю я, страшась, что муж мой самоуверенный насмешит своими пророчествами Провиденье, и оно потом к-а-а-а-к покажет нам, кто во Вселенной хозяин!

— Я сон видел… — целует мой нос. — Ты — конопуха, обожаю, когда мой сладкий гномик без косметики! Не пользуйся ею вовсе!

— Вот ещё! У тебя в мозгу искривление реального восприятия происходит! А, блин, всё время забываю: ты ж подслеповатый у меня!

— Может и слепой, но тебя распрекрасно вижу! Вот у тебя со вчерашнего дня на носу пять веснушек вылезли!

Деланно хмурюсь, пытаясь не улыбаться, а он смеётся:

— Поняла теперь? Всё я вижу!

— Ладно, что там про сон-то было?

— Внуки мне наши снились: пятеро.

— Да ладно!

— Вот тебе и «да ладно»! И всех до единого подарит нам эта парочка, — кивает в сторону Эштона и Сони.

— Быть того не может! — охаю.

— Ещё как может! Старшая будет блондинкой, как и ты, но главное, только сейчас не смейся: она — почти точная твоя копия!

— Айви?!