Царство железных слез

Свистнула стрела: Верш всадил ее первому из них под ребра; отбросил тисовый лук и схватил меч, воткнутый в землю у левой ноги. Прежде чем он успел им заслониться, еще один хунгур бросился на них, вскидывая саблю! Но теперь свистнул топор Драго, ударил низко, с приседа, из-за валуна. Подрезал врагу ноги, опрокинул, враг выпустил костяной щит, упал, а сверху добрался до него Верш.

Они рубили выходящих из-за камней врагов вдвоем. Один отбивал или принимал на себя удар, второй ударял в открывшееся тело. Или валил противника, или же бросался на него!

По другую сторону Гиньча и Одон делали то же самое. Били хунгуров молча, яростно, умелыми, отточенными движениями. Хозяин Бзуры ударил сверху, в щит; враг парировал, слуга ударил в колено. Потом – добивали врага, ползающего у их ног, уколом.

Кровавая работа. Лязг мечей по щитам, металлические удары в кольчуги, писк и вой раненых и умирающих.

Вдруг сделалось тихо, потому что нападающие отступили. Прекратились удары в ворота, зато послышался хруст камней: кажется, сдвинулся с места один из блоков, а сверху посыпалась пыль и на миг что-то заслонило щель, сквозь которую внутрь врывался лучик весеннего солнца.

– Добираются к стенам, – прошептал Одон. – Откроют нас или…

– Не сумеют. Защитимся, пока хватит воды.

Но не случилось ничего из того, чего они ожидали. Все замерли с окровавленными мечами и топорами в руках, и тогда из-за ворот раздался голос. Горловой, хриплый, ввинчивающийся под череп.

– Венеда, жена моя… Я жду… Я страдаю.

Вдова, которая сидела, трясясь, на камне около укрытия Яксы, подняла голову. Встала, сжимая кулаки.

– Милош! – крикнула она. – Это его голос. Он… Как это?!

– Венеда, жена моя, иди ко мне.

– Ты жив?! Говорили…

– Врали тебе. Я тут. Жду! Дай мне хотя бы минутку на беседу, нет нужды в бое, нет нужды в схватке. Все останетесь живы… Я договорился с хунгурами. Все не так, как ты думаешь. Просто выйди и увидь!

Венеда направилась к воротам. Так неожиданно, что ее не успели остановить – никто из людей Гиньчи. Подбежала как послушная овечка на зов, схватилась за запоры, сняла с петель, отбросила.

– Венеда! Не дела… – заорал Гиньча.

Поздно. Она толкнула обе створки, слушаясь голоса, который, словно червь, вползал в голову, был словно злая тень, заслоняющая свет.

Она вышла наружу, ослепленная сиянием солнца. Прислушиваясь к просьбам, которые были как бальзам на раны.

Но снаружи не было Милоша. Она шла все медленнее в толпу хунгуров на мохнатых коньках; враги скалились в злых ухмылках, тыча в нее пальцами.

Вместо мужа она увидела важного воина на коне. Шла к нему, видя, что тот держит в руках нечто, что отрицал здравый рассудок, что извивалось в муке, словно большой червяк. Человеческая голова, которая вращала невидящими глазами, открывала покрытые засохлой кровью губы, во рту шевелился, роняя невнятные слова, опухший язык.

– Милош! – крикнула вдова. – О Праотец!

И тогда раздался голос, преисполненный боли и страдания, хриплый – выходящий изо рта трупа.

– Ты предала-а-а меня… Венеда.

– Затворите ворота! – крикнул Гиньча.

Этого сделать не успели. Вдруг засвистели стрелы. Попадали сильно, точно, и хотя не сразу пробивали толстые сюркотты, стеганки, кольчуги, но было их множество, дождь, град, потоп. Втыкались одна за другой – убийственные и смертоносные.

Первым пал Одон, тщетно пытаясь дойти до двери. Потом погиб Верш, Гиньча свалился на колени; и так уже остался, опираясь о камень.

А Драго упал и видел все до самого конца. Видел их поражение. Видел хунгуров, врывающихся в храм. Последнее, что он увидел, был блеск стали и падающая голова Венеды, все еще глядящая широко открытыми глазами в лицо Милошу.

19

Булксу вошел в храм вместе с Тормасом и двумя воинами. Они заглянули во все уголки, хотя и знали, где искать. Наброшенная на копье шкура подрагивала. Когда они ее отбросили, то вынули из-под нее перепуганного Яксу. Мальчик плакал, но молча, слезы текли по щекам, но он не кричал, не всхлипывал, не выл.

Когда они вытянули его из убежища, ребенок схватил руку Булксу. Укусил ее, хотя не пробил зубами толстого стеганого рукава кафтана.

– Папа! Папа! – крикнул. – Он вас убьет, даст мне меч, даст…

– Вот твой папа, – сказал Булксу и вытащил из мешка голову Милоша. – А вот мамочка, – кивнул Тормасу, который поднял окровавленную, вывалянную в пыли и облепленную землей голову Венеды. – И ты тоже к ним присоединишься. А теперь, – он прижал мертвые губы Венеды к щеке мальчика, – поцелуй ее на прощанье.

Якса не стал этого делать. Смотрел и смотрел, трясясь. Маленький, сгорбленный не как ребенок, а словно скорчившийся карлик.

– Спрячь их в один мешок, – сказал Булксу, тяжело вздыхая, Тормасу. – Вот, Милош, я выполнил обещание. Встретишься с женой, как хотел.

Что-то словно бы сорвалось с губ головы, когда хунгур заталкивал останки в дерюжный мешок побольше. Завязал, забросил на плечо. Стал ждать.

Якса смотрел на это, потрясенный.

– Мама… Папа… отчего вы так выглядите… Почему… почему вы такие маленькие?