Цель номер один

Ведь, скажем, отсутствие коррупции в сталинскую эпоху – это миф. Послевоенный СССР представлял собой весьма коррумпированное государство. Особенно сильной была коррупция среди военных – вспомните хотя бы перечень награбленного маршалом Жуковым, генералами Крюковым, Телегиным. А что Сталин? Все это терпел и даже поощрял (ради «державности»), лишь изредка давая по рукам отдельным зарвавшимся генералам, да и то, кто знает, возможно, из каких-то политических соображений. Эта коррупция вызвала такое всеобщее негласное возмущение, что сразу после смерти Генералиссимуса наиболее одиозные проявления «торжества победителей» были осуждены как «нескромные», а жизнь партноменклатуры была «упорядочена» (заметим, не сведена к жизни простого трудящегося).

А что такое брежневская так называемая «коррумпированность»? Да это та же когорта «своих». К сожалению, стабильность – потенциально очень опасное состояние для общества: система налажена, курс задан, а командирам остается охотиться, коллекционировать картины и искать иные пути «приобщения к высотам мировой культуры». Другими словами, пресловутая «коррупционность» – это порой не какой-то свалившийся неизвестно откуда социальный порок, а… признак общественного благополучия. Значит, чтобы не было коррупции, общество не должно впадать в застой, ему следует непрерывно развиваться, быть завтра совершеннее, чем вчера.

Следует ли из этого, что коррупционность – это хорошо? Нет, разумеется. Она нарушает общественные представления о справедливости. Она из подпольной готова перерасти в явную. Плюс она свидетельствует об остановке общественного развития, о социальном застое в прямом смысле слова. Поэтому здоровые силы, пекущиеся об обновлении общества, должны стараться ее преодолеть.

По-настоящему мудрый и государственно мыслящий человек не будет ставить во главу угла «беспощадную борьбу с коррупцией»; он постарается ее обуздать, то есть ввести в рамки. Например, «ортодоксальный» аскет Суслов как раз проводил политику обуздания застойного негатива, тогда как другой аскет, Андропов, призвал к его безоглядному искоренению. Но если требовать, чтобы все сверху до низу не смели принять ни одного подарка (который тут же будет объявлен взяткой), не хлопотали ни за кого из знакомых и т. д., то такая система станет работать в форме итальянской забастовки: «работа строго по правилам», что должно привести к параличу всей жизни. «Пусть рухнет страна, но ни одного коррупционера на ее территории не останется!» – так можно обозначить андроповские установки. (Первая часть задачи, как мы видим, была успешно выполнена. Со второй возникли проблемы.)

При Андропове расстреляли директора елисеевского магазина Соловьева, который всего лишь стоял в центре системы «ты мне – я тебе», то есть ни за что. Посадили в тюрьму Чурбанова, зятя Брежнева, и исключили из партии Медунова, друга Брежнева, хотя лично против них ничего не нашли. Но настоящие теневики-цеховики на время ушли в тень, а потом с триумфом вылезли обратно.

Коррумпированность среднеазиатских республик (как и закавказских) была существенно выше, чем РСФСР. «Таков менталитет-с». Нужно ли было этот менталитет по-андроповски решительно выкорчевывать, ломать сознание этносов через колено? Понравится ли кому-нибудь, что его традиции выкорчевывают? Станет ли от этого многонациональная империя крепче? Вот наше сознание, допустим, активно ломают через колено уже много лет, навязывая нам многопартийность, суды присяжных, «независимую» прессу и все такое прочее в рамках «правового государства». А мы ничего этого не хотим. «Менталитет-с».

Конечно, сегодня, когда коррупция превратилась в угрозу национальной безопасности, коррупционеры – это враги. Это класс собственников административного ресурса. Поэтому сегодня борьба с ними – такая же классовая борьба, как и кампания по ликвидации кулачества на рубеже 1920—30-х годов. Это раскулачивание коррупционеров. Но для него нужно найти соответствующие формы, ибо иначе, как показывает исторический опыт, воры, лишенные возможности воровать, перейдут к вредительству.

ФИНАНСОВАЯ ОСНОВА НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА

В результате либеральных реформ была разрушена финансовая система России. Количество денег в обращении стало определяться не потребностями экономики, а в зависимости от величины золотовалютных резервов страны (точнее, от количества долларов США в казне), то есть по системе currency board, разработанной Западом для бывших колониальных стран. Фактически валютой России стал доллар, а рубли лишь обозначали его туземный эквивалент.