Тель-Авив, бульвар Шауль Ха-Мелех
Декабрь в Тель-Авиве – благо. Спадает жара, на смену угнетающей духоте, выматывающему силы зною приходит благословенная свежесть. А по ночам и вовсе холодает.
Бархатный сезон.
Рехавам Алон осторожно покинул старенький, видавший виды «Ситроен» – берег больную поясницу. Память о бурной молодости, когда глупый рассудок не щадит сильное и здоровое тело, наивно полагая, что сила и здоровье – навсегда.
– Езжай, Ари, – отпустил он водителя, – и присмотри за Яэлью.
– Будет исполнено, рабби, – почтительно поклонился Кахлон.
Рехавам кивнул и побрел на службу, постукивая увесистой тростью – врачи навязали «третью конечность». Ходите, мол, с палочкой! Он покорился – и обыграл медиков. Искусники в техотделе Моссада встроили в «палочку» длинный ствол с глушителем и обойму на девять патронов. Трость 38‑го калибра!
Церемонно кивнув охраннику, Алон поднялся к себе в спецотдел. Свой маленький кабинет он обставил сам – здесь ультрасовременный телевизор соседствовал с бронзовым семисвечником-менорой времен римского владычества, а рядом с секретными документами почивал свиток Торы.
Охая и кряхтя, Рехавам погрузился в мягкое кресло. «Хорошо, хоть конституция у меня, как у воблы, – усмехнулся он, – сил хватает таскать усохшую плоть…»
Как всегда, без стука, завалился Питер Малкин из оперотдела – крепкий, коренастый и лысый, под Юла Бриннера.
– Привет! – улыбнулся он. – Эк тебя…
– Спину прихватило, – поморщился Алон. – Допрыгался…
– Такие, как мы, – оскалился Питер, – скачут долго! Лучше ответь, как ты ладишь с нашим генералом?
– Достает? – с интересом спросил Рехавам.
– До белого каления доводит!
– А я ему нецензурно отвечаю, – тонко улыбнулся хозяин кабинета. – Не вялыми факами, а отборным русским матом! Это Изю озадачивает…
Тут в дверь заглянул нервный референт с вечно перепуганными глазами.
– Господин Алон, – проблеял он, – вас директор вызывает.
– Помяни черта… – тихонько проворчал Малкин.
– Иду, – вздохнул Рехавам, с сожалением покидая уютное кресло.
– Озадачь его! – хихикнул Питер.
Алон лишь фыркнул в ответ и побрел к лифту, небрежно отвечая на козырянье охраны. В секретариате шла обычная возня, из-за высоких дверей директорского кабинета не доносились громы. Пожав плечами, Рехавам уверенно толкнул створку, входя, и аккуратно прикрыл ее за собой.
Ицхак Хофи выглядел на удивление мирно. Набычив кудрявую голову и сложив руки за спиной, он вышагивал между огромным столом и худосочной пальмой в кадке, что распускала перистые листья у огромного окна, прикрытого жалюзи.
– Шалом, Изя, – спокойно поздоровался Рехавам. – Вызывал?
– Шалом, – буркнул директор Моссада, бросив на посетителя цепкий взгляд. – Чего такой перекошенный?
– Спина, – отделался Алон кратким признанием.
– А‑а… Два вопроса, рабби, и оба по теме «Машиах»[46]
.Рехавам отреагировал поднятием выгоревших на солнце бровей.
– Вопрос первый. Ты как-то докладывал, что твой всеведущий Миха обещал помочь с ликвидацией Карлоса Шакала. Было такое?
– Было, – признал Алон, с интересом поглядывая на Ицхака. – Миха тогда выразился туманно, упомянул лишь какую-то шумиху в Европе под конец года.
– Все верно! – порывисто кивнул Хофи. – Только что передали из Вены: в одиннадцать утра Карлоса застрелил австрийский спецназ – при попытке захвата заложников.
– Сбылось! – выдохнул Рехавам, оживляясь. – Изя, пора и нам разыграть небольшой этюдик. Фигуры расставлены, план по ликвидации Арафата…
– Где этот сукин сын сейчас? – резко перебил его директор Моссада.
– В Бейруте.
– Бери Малкина, еще кого – и вперед!
Алон удовлетворенно кивнул, а Хофи опять забегал по кабинету.
– Русские отлучили палестинцев от оружия и финансов, и это хороший знак. Что-то я еще хотел сказать…
– Второй вопрос, – подсказал Рехавам.
– Да помню я! – огрызнулся Хофи. Посопел и продолжил ворчливо: – Мне тут подкинули кой-какую информацию из Штази. Интересную, как раз по твоей части, но… Как ты думаешь, этим восточным немцам можно доверять?
– Изя, в мире есть только четыре стоящие спецслужбы, – рассеянно проговорил Алон, замедленно ерзая. – У нас, у русских, у американцев и у немцев из ГДР. А если бы Маркус Вольф не сдал нам египтян в Шестидневную, мы бы отступили из Синая.
Ицхак с большим сомнением глянул на него.
– Ладно! – отмахнулся он с неожиданным раздражением. – К делу. Стоящие спецы из Штази нашептали, что боготворимый тобою Миха успешно эксфильтрован в Штаты!
– Чушь, – спокойно сказал Алон, холодея.
– А как тебе вот это? – Директор шлепнул о стол глянцевым снимком. Неизвестный фотограф запечатлел берег реки, заросший высокими деревьями. У самой воды вели разговор трое мужчин. Рехавам узнал Колби и Даунинга. А третий… Он стоял боком. Четко выделялся нос с горбинкой. Длинные, почти до плеч, волосы слегка относило слабым ветерком.
– Фотография сделана с каноэ на Потомаке, – прокомментировал Хофи. – Отсюда такой необычный ракурс… Ну? Это же Миха?