Целитель

– Это ладно, – сказал Вадим. – Это не самое главное. В восемьдесят девятом году ты погиб в автокатастрофе…

Опять о моей гибели! Порой мне даже начинало казаться, что я в самом деле погиб, а теперь только доживаю во снах.

– Мы с ребятами тебя помянули, но явился Новосёлов и заявил, что ты жив. Мы налили ему, и выпили ещё – за твою долгую жизнь.

Вадим горько добавил.

– Хорошо, что ты Юру в то время не видел!

– Кое-что слышал, – ответил я. – Да и видел чаще, чем вас. Он приезжал ко мне. Так что, Вад, я в курсе дел. Зато теперь он в полном порядке.

– Да, – ответил Вадим, – в порядке. Но он ли это? Вот в чём вопрос. Он стал совсем другим. И дело даже не в том, что протестантом…

– Все мы меняемся с годами. Юра всегда был сторонником протеста.

– Верно… Что-то я нить рассуждений потерял, – спохватился друг. – О чем говорилось? Ах, да, о тебе. Были разговоры о твоем участии в приднестровских событиях девяноста второго. Ты ввязался в эту совсем не нужную схватку и погиб в бою где-то под Дубоссарами.

– Ну, ерунда же, в конце концов! – не утерпел я. – Или тебе это нравится?

– Ты хотел услышать, я тебе рассказываю, – ответил Вадим. – Но последняя твоя гибель или, если угодно, превращение относится к событиям, которые и событиями не назовёшь: никто ничего не видел, но все знают. И знают такое!..

– Сие откуда ведомо?

– Из среды экстрасенсов, старче, от них, треклятых… У меня там есть пара хороших знакомых.

Он встал с кресла, подошел к компьютерному столу, подвигал «мышкой» и включил любимый рок.

– Слушай, старик, – спросил он, глядя в монитор, – что он вообще такое этот ваш горняцкий городок? Город мистический?

– Да, понимаешь, – начал было я отвечать, но Вадим не слушал.

– Что всё это значит, по большому счету? Мистика? – гневно продолжал он. – Чёрт возьми меня совсем! Мистичней всего в нашей жизни то, что земная атмосфера давит нам на плечи с ужасной силой, а мы живем и даже иногда улыбаемся. Старый, мне кажется, вся твоя жизнь, вся твоя судьба поэта – сплошная мистика.

– Вадя, Вадя! – сказал я горестно. Ты еще не всё знаешь… Не так давно я открыл газету «Литературная Россия» за июль месяц и наткнулся на статью старосты нашего курса Серёги Казначеева, она называется «Курсив наш». Это было у нас на курсе крылатой фразой, её автор – человек, с которым мы прожили в одной комнате весь первый курс – Коля Ерёмичев. Я обрадовался… Про многих ребят рассказывает Казначеев, но, что поразило более всего, мне он пожелал «…царствия небесного». Вот так! Вот тебе и мистика. А Санька Силуянов – друг детства, звонил недавно из Благовещенска моей маме и выражал соболезнование по поводу моей «преждевременной»… Старуху чуть удар не хватил. Откуда он мог взять факт моей гибели? Мистика… Какая мистика? Впечатление такое, что меня периодически хоронят с каким-то не понятным упорством.

– То, что ты говоришь, вполне уместно, но ничего не объясняет. Вся твоя судьба – мистика, хождение в неизведанное.

Чуть помолчал и добавил.

– И история собственной гибели, которую ты сам пишешь.

Я не пытался разубедить старого друга, не стал ему разъяснять истинных причин, я им дорожил. А рассказать, значит, впутать.

6

Жизнь в столице периодически преподносила мне некие сюрпризы, которые я, конечно, принимал, куда было деваться, но с определенной долей опаски. Назвать их «ясновидением» – самонадеянно, но всплески предчувствий в сознании происходить стали.

Дома или на работе, более чем за десять минут, догадывался, кто придёт и зачем.

Идя по улице, ясно представлял, кого встречу и о чём пойдёт разговор.

Наконец, я стал резко различать «живозапах» людей. Воспользуюсь этим термином великого фантаста Сергея Павлова, но точнее не обозначишь: живой запах человека сшибал в голову. Мутило. Но сквозь его тошнотворную пелену проскальзывали категории: друг, враг, ни то, ни другое…

Как-то в скопище людей мелькнул человек в блестящем и чёрном…

И я, подкоркой почувствовав опасность, не пошел на остановку.

А через десять минут в неё врезался внедорожник, управляемый в усмерть пьяным подонком. Шестеро погибших, в том числе и сам горе-водитель.

…Однажды я почувствовал лёгкое прикосновение к голове. Обернулся. Никого. Один дома. Эффект присутствия давал о себе знать и прежде, но я никогда не придавал ему особого значения.

Вновь прикосновение: лёгкое, но стремительно сжимающее мозги…

… быстро убегал от стаи разъяренных гусей. Но они догоняли, бежать мешала гармошка, на которой я только что играл и браво пел:

И каких бы не встретил врагов,

Бить всегда пограничник готов.

Навстречу – гуси. Чем я им так не понравился? Поклевали нещадно. Пришлось спасаться от этих страшных белых существ.

… висел на заборе. Перелазил, зацепился за штакетину длинным пальто и повис. Мир вниз головой тоже был интересен.

Подошел папа.

– Чего висим?

– Да так, пап, Светка пошла за мамой. Сейчас придут – снимут…

_________________________

Фрагменты, отрывки, эпизоды.

Это была страшная майская гроза. Молнии ветвились над посёлком целыми десятками. Артиллерийскими разрывами громыхал гром.

Я бежал по улице домой, спеша пока не начался ливень.