Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь (СИ)

— Не найдешь! Не найдешь! — закричала мохнатая птица, опять усаживаясь на ветку. — Темная кровь, темная душа, серый мир!

Либена не стала обращать внимание на неугомонного злого вестника. Позвала:

— Чеслав! — и шагнула вперёд по тропе.

Ничего.

Выговаривая, словно молитву, заветное имя, Ли быстрым шагом направилась дальше. Свеча гореть вечно не будет. Но пока горит ее кровь — она останется здесь.

Через какое-то время пейзаж сменился. Под ногами стала чавкать грязь, появились низкорослые кусты, больше напоминающие вразброд воткнутые в землю человеческие кости. Либена старалась на них не смотреть.

— Чеслав…

Вдалеке появился силуэт. Мужчина. Либена шагнула вперёд, быстрее, быстрее — и остановилась в паре шагов от чужого образа. Человек тоже был без тела. Контур его мерцал красным, словно там, на Светлой стороне, он истекал кровью. Но это был не Чеслав. Сначала Ли хотела осторожно вернуться на тропу, потом присмотрелась к силуэту…

Мужчина обернулся.

— Либена?

— Генерал?

Он усмехнулся.

— Кажется, наш брак, столь вам неприятный, так и не состоится. Глупо как-то. Уехал от одной девушки выслеживать вторую и получил пулю от третьей.

Она не знала, что ему ответить. Все это было похоже на горячечный бред.

— Молчите? Не знаю, почему именно вы пришли за моей душой? Возмездие? Я должен был испортить вашу жизнь, теперь вы забираете мою?

В его словах не было упрека, только сонная задумчивость. Ли не выдержала.

— Вы были чужим, да, но… не были ненавистным гостем. Возвращайтесь. Приезжайте в Малахитовый дом, я вас вылечу.

Его взгляд изменился: стал цепким, деловым. Теперь она понимала, как этому мужчине-увальню удалось выжить за столько лет войн. Он был совсем не таким простым и нелепым, каким казался.

— Я приеду.

Его слово веское, тяжёлое, камнем легло в ее душу. Опять… Все повторится опять…

Либена передернула косыми плечами.

— Я буду ждать.

Он вдруг шагнул вперёд, протянул к ней руку, коснулся невесомо ее щеки — и Либена растворилась во тьме, возвращаясь на Светлую сторону.

Свеча догорела. Тьма окончательно воцарилась в полуночной комнате. Ли, около минуты испуганно всматривающаяся в окружающее пространство, устало прикрыла глаза.

Нет, она не будет бояться этой тьмы. Это ее мир. Ее решение. И над ней никто и ничто не властно.

Пока что.

А потом…

Она найдет слова. Или деньги на дальнюю дорогу. Хорошо, что она не встретила на тропках Темной стороны Чеслава, значит, с ним действительно не случилось ничего страшного.

А с остальным они справятся.

Дыхание женщины выровнялось.

На столе вспыхнул алым огнем огарок свечи.

Глава 9. Подхолмье

Яромир не помнил Прощального обряда. Только то, что дочка цеплялась за его штаны, прижималась к нему в страхе. Маму закапывали в землю. Девочка не понимала, зачем.

— Почему? Чем она провинилась? Она вернётся?

— Нет, — шептал кто-то рядом. — Но она будет тебя ждать. Вы обязательно встретитесь. Потом.

— Меня тоже закопают в землю? — разревелась малышка. — Я не хочу! Не хочу!

Яромир что-то рыкнул на непрошенных помощников, взял ребенка на руки и снова застыл безмолвной статуей на краю могилы. Потом все разошлись, а Яр с дочкой вернулись в холодный дом, казавшийся теперь тусклым и пустым.

— Папа, когда вернётся мама?

Он молчал. Молча гладил девочку по золотым волосам, разбирал сваленные в кучу вещи, к вечеру даже попытался сварить кашу — тоже молча. Варево пригорело и пахло отвратительно, но Любима стоически съела три ложки.

— Папа, мне страшно. Не молчи.

Она жалась к нему — маленькое, потерянное, золотоволосое чудо. И он решительно тряхнул головой, стукнул ладонью по столу, разгоняя злые и слабовольные мысли. У него нет времени переживать. Ходить в пивную, жаловаться на жизнь, страдать. У него дочь голодная!

Но…

И все же Даниса забрала с собой часть его души.

Яромир решительно встал с лавки.

— Пойдем, сходим к тётке Кривой. Она нам молока продаст, а может, и свежих пирожков. Говорят, она каждый день печет что-нибудь вкусное.

Любима послушно вложила в его руку свою.

На углу Солёной улицы Яр столкнулся с Мирославом, братом Данисы. Тот шел от пивной. Глаза потухшие, походка пьяная, рубаха рваная — видно, с кем-то успел подраться.

— О! — Мирослав подошёл ближе, хлопнул родственника по плечу. — Не бойся! Дочку твою теперь не тронут! Сгорит, ведьма!

Яр шагнул вперед, стал так, чтобы дочка, оказалась прикрыта его телом. Мирослав — мужик хороший, но Отец знает, что придет в голову пьяному с горя!

— Проспался бы ты.

— Не могу, — мотнул головой шурин. — Пью, пью, а забыть лица ее не могу. Она же младшая, любимая была. В семье. Но выросла доброй такой, тихой. Тонкая, как тростиночка. Все кулаки чесались лезть ее защищать. Всегда ж найдется сволочь, что к тихоне привяжется. И колотил! Купцова сына бил, помню, внука скорняка отделал, да. А выросла — они же и свататься стали. А девчонка с характером вышла — наотрез! Только тебя видела. Слезы лила каждый раз, когда ты Ринку до дома провожал. Я уж и тебя хотел… Но сердцу, оно ж, не прикажешь. А потом как Ринка ушла к Камнюку служить, оно как-то у вас и сладилось. Вот Любка родилась. А эта…