Цена империи. Фактор нестабильности

Слава богу, что окружающие вполне усвоили мой стиль работы. Поэтому докладчик, в чине подполковника генштаба, говорил только по делу. И начал он с 1849 года, когда австрийцы сбрасывали на Венецию бомбы с аэростатов, затем было описание последующих европейских войн. Были упомянуты и работы над дирижаблями Анри Жиффара, Дюпюи де Лома, Генлейна, братьев Тиссандье и других конструкторов. И опять в итоге вырисовывалась печальная картина: Германия, Англия и Франция лидировали в Европе, а наша держава отставала. И даже созданная в 1869 году Комиссия для обсуждения вопросов применения воздухоплавания к военным целям не исправила положение. Поначалу была освоена техника добывания водорода и светильного газа и построены первые воздушные шары, но позже ретрограды в армии поставили на этих работах крест. Генералам времен Очакова и покоренья Крыма больше по душе были наблюдательные вышки – подъемные лестницы, чем аэростаты. И к началу 1876 года Комиссия прекратила свою работу. А то, что без необходимой разведки в очередной атаке погибнет несколько тысяч нижних чинов, так это не беда. Бабы еще нарожают. В общем, картина оказалась неприглядная, но я был к этому готов, ибо в разговорах с Сандро мы пришли к аналогичному выводу. Когда доклад был завершен, настал мой черед.

– Итак, господа, позвольте дать оценку сложившемуся положению. Плохо, очень плохо. Но у нас есть шанс исправить положение. Если провести аналогию, то в воздухоплавании сейчас сложилась примерно та же обстановка, как и на флоте перед закатом эпохи парусных кораблей и перехода к пароходам. Мы можем и обязаны сделать рывок. Тем более что благодаря уважаемому Дмитрию Ивановичу, – я вежливо кивнул Менделееву, сидевшему в окружении целой группы ученых и инженеров, – в Русском техническом обществе образован VII (воздухоплавательный) отдел и разработан пакет конкретных предложений, подкрепленных серьезными расчетами. А посему создается воздухоплавательная школа и соответствующий научно-технический центр. Будем доводить до ума существующие конструкции аэростатов и работать над перспективными проектами дирижаблей. А вы, господин капитан первого ранга, – я обратился к Можайскому, – возглавите отдел летательных аппаратов тяжелее воздуха. Но для серьезной научной работы нужно соответствующее оборудование. Господа, позвольте представить подполковника Пашкевича, создателя первой в России аэродинамической трубы, необходимой для исследования сопротивления движению снарядов.

Владимир Андреевич, одетый в новый мундир, с новыми непривычными для него подполковничьими погонами, вскочил с места и немного покраснел.

А я продолжил:

– Если вернуться к аналогии с флотом, то как невозможно строить новые корабли без испытания их моделей в опытовом бассейне, так и нельзя заниматься летательными аппаратами без серьезных расчетов и испытаний. И тут нужна аэродинамическая труба совершенно иного типа, созданием которой вы и займетесь. Вопросов много, а посему в перспективе следует создать научное подразделение, кое займется этими вопросами. Лично мне видится такое название: Центральный аэрогидродинамический институт.

После бурного и весьма обстоятельного обсуждения рабочих, технических и организационных вопросов сие длинное по времени совещание благополучно скончалось. Я отправился домой – ужинать в кругу семьи, но всю дорогу и почти весь вечер крутилась в моей голове мелодия, которую я даже пару раз пробурчал себе под нос: «Все выше, выше и выше стремим мы полет наших птиц, и в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ»[6].

Часть вторая. На окраинах Ойкумены

Отдаленная наша суровая окраина вместе с тем богата, богата золотом, богата лесом, богата пушниной, богата громадными пространствами земли, годной для культуры. И при таких обстоятельствах, господа, при наличии государства, густонаселенного, соседнего нам, эта окраина не останется пустынной. В нее просочится чужестранец, если раньше не придет туда русский, и это просачивание, господа, уже началось.

Петр Аркадьевич Столыпин

Глава первая. На горизонте – Мерв

Пусть я не достигну ничего, пусть расчет неверен, пусть лопну и провалюсь, все равно – я иду. Иду потому, что так хочу.

Федор Достоевский

Пустыня в двух переходах от Мерва

21 ноября 1880 года

Максуд Алиханов-Аварский