Цена империи. Фактор нестабильности

Он с горсткой храбрецов сумел пробиться в крепость, а когда Паскевич принял позорное решение сдаться, сумел воодушевить офицеров гарнизона, взял командование на себя (после того, как сам Паскевич был убит своими выстрелом в спину) и сумел дождаться помощи. Это в крепости, в которой не было запасов воды, продовольствия, потерявшей множество защитников. Тем не менее Баязет выстоял. За это дело Исмаил Хан получил генеральские погоны[8]. Впрочем, вытянувшись перед легендарным кавалеристом, я мог только гадать, что от меня хочет столь высокое начальство. Нахичеванский перешел сразу к делу, как только мой начальник вышел из комнаты. Да, предстоял разговор наедине, вот тут и не знаешь, что найдешь, а что потеряешь.

– Максуд-бек, все говорят, что как воин ты горяч, смел, храбр, настоящий джигит. Скажи, тебе можно поручить такое дело, в котором нужно будет рисковать жизнью и не терять голову?

Генерал имел право на такой вопрос. Моя горячность, как и чувство достоинства, были общеизвестны. Из-за них я и пострадал. Я родился в семье русского генерала Алихана Гусейнова, мой отец и мать происходили из знатного дагестанского рода. Настолько влиятельного, что Шамиль не поленился взять меня в качестве заложника, так что детство я провел среди суровых горцев, сражавшихся с русскими. Но отношение ко мне было уважительным. Отец выкупил меня, потом учеба, сначала Тифлис, потом Петербург, второе Константиновские военное училище, шефом которого был тогда великий князь, а теперь император Михаил Николаевич. Тогда я увидел его впервые, на торжественном построении, посвященном нашему выпуску. До сих пор помню песню, которую мы пели в Дмитров день, ну и что с того, что я мусульманин? На христианские службы я не ходил, а вот песня отчеканилась в голове, как молитва.

Братья! Все в одно моленьеДуши русские сольем,

Ныне день поминовеньяПавших в поле боевом.Но не вздохами печалиПамять храбрых мы почтим:На нетленные скрижалиИмена их начертим.

Вот каким правописаньемЦарь-отец нам повелелСохранять воспоминаньяПравославных ратных дел!Вот нетленные уроки!

Братья! Мы ль их не поймем?К этим строкам новы строкиМы не все ли принесем?Братья! Все в одно моленьеДуши русские сольем,Ныне день поминовенья

Павших в поле боевом.

Эту песню мы пели на плацу в этот торжественный день. Не понимаете? Просто если твой брат – русский, значит и ты – русский, даже если ты дагестанец. Потом Сумской гусарский полк. В семьдесят первом вернулся на родину, в Дагестан, а уже через два года состоял офицером для особых поручений при великом князе Михаиле Николаевиче. После Хивинского похода, в котором был ранен, я оказался в Красноводске. И надо было мне так зацепиться с этим штабным хлыщом, у которого всего и было, что чудовищный апломб и высочайшее самомнение. Да, не сдержался, да, была дуэль, когда я ранил его, хорошо, что не убил. За эту дуэль меня разжаловали в рядовые с лишением всех орденов. Да! Если бы убил, кто знает, не миновать каторги. Но Аллах заступился, в последний миг отвел руку. Честь я защитил. И это единственное, что утешало меня в солдатские будни. А награды? А что награды? Есть голова на плечах, сабля в ножнах – будут и награды. Отличился. Снова наградили. Да, погорячился, но ведь по-другому поступить не мог. Честь не позволяла! А честь Алихановых это вам не песок под ногами, пнуть ее не получится!

– Ваше превосходительство! Готов выполнить любой приказ.

Сказал коротко и просто. Служить, значит, служить, надо, значит, надо…

– Даже если придется сделать что-то, что может противоречить вашим представлениям о чести? Подумайте хорошо, Максуд-бек.

– Аллах мне свидетель, я поклялся служить царю и сделаю все, что от меня зависит, но приказ выполню.

– Хорошо, Максуд-бек. Вижу, что Михаил Николаевич не зря рекомендовал вас для этого дела. У меня были сомнения, были… Но вы меня смогли убедить.