— А что это решит? — выплёвывает, пытаясь её оттолкнуть. Чтоб ушла, отвернулась, осталась там, где его больше нет. В безопасности. Если станет на его сторону, им одна дорога — в прелую землю. Он уверен, Макс лишь прикрылся наказанием, дабы убрать его кандидатуру позже, когда всё уляжется.
Её пальцы дрожат, губу закусывает, ища что-то внутри него. И, чёрт её дери, находит, потому что вздёргивает подбородок, наклоняется, говоря так тихо, что вряд ли кто кроме него может услышать.
— Ты можешь.
Он удивлённо вскидывает брови.
— Что?
Её дыхание обдаёт его ухо, пуская по коже ворох мурашек.
— Можешь быть слабым, можешь сказать мне честно. Я справлюсь, не переломлюсь. Хватит делать из меня жертву. Я ею была. Но не теперь. Поверь, я знаю, о чём говорю, — он шумно выдыхает.
Она отстраняется, смотрит на него несколько секунд. И он сдаётся, капитулируя. Потому что видит. Ника — не та, какой он её нашёл. Уже не та. Всё ещё хрупкая, но посмей разбить, тронуть осколки — режет ровными срезами, что не зашить сразу.
— Будь осторожна, — единственное, что произносит. И скашивает глаза себе за спину, туда, где стоит Макс.
Она сглатывает, трясётся вся, не в силах поверить, но не смотрит, куда он указал. Понимает риски. Умная девочка.
— Ника, — торопит брат, намекая на окончание их краткой беседы.
Она кивает коротко, целует его в губы так болезненно медленно, отчаянно, что впору сдохнуть на месте. Он по-другому привык, иначе: страстно, яростно, грубо, жёстко. А от её поцелуя внутренности переворачиваются. Он горчит на языке привкусом полыни.
Когда отходит, он некоторое время не открывает век. Стоит сгорбленный с заломанными руками и понимает: не может её потерять. Потому что кроме Ники… блядь, кроме трепетной, до ужаса честной Ники у него никого не осталось. Ему до оскомины осточертели обязанности, что взваливал приёмный отец, мерзкие лицемерные улыбки коллег, приёмы, бизнес. Пошло оно. Если ему удастся выбраться… Только если… С этим будет покончено. Никаких вампиров, никаких незаконных дел. Ему осточертело так жить. Девчонка показала, что может быть нормально, не извращённо. Что не всякий пытается вскрыть тебе горло. И ему этого достаточно, чтобы ей поверить. На сей раз по-настоящему.
Глава 18
Её запирают в том самом загородном доме без права выезда. Она сбилась со счёта на семнадцатом звонке Светке. Ни она, ни Ульяна не берут трубки. Но с мамой… хотя бы с мамой всё хорошо, она стремительно идёт на поправку. Ника пытается найти Макса, чтобы поговорить, однако он мастерски её избегает, не попадаясь на глаза. Охрана упрямо молчит, повторяя снова и снова одно и то же: «Не положено, вам приказано оставаться здесь». Кем приказано, догадаться не трудно. Кроме Максима Никольских с властью в руках не осталось. Дена увезли чёрт знает куда, чёрт знает зачем, дальнейшая его судьба ей неизвестна.
Сначала она паникует, впадает в апатию, сжираемая отчаяньем, страхом за жизни близких и собственную. После наступает отрицание. Как он мог так поступить? Это же её добрый и заботливый друг. К концу следующей недели приходит осознание: всё вполне логично. С чего она вообще решила, что эмоции Макса были настоящими? Он легко мог обвести её вокруг пальца, притвориться тем, кем не является. У неё и в прошлом не выходило читать людей, как книги. Разборчивость, видимо, врождённое качество, не присущее ей.
Впервые со злополучной вечеринки они видятся только к среде. Он приглашает её на ужин, о чём извещает через домработницу. Женщина провожает её до террасы. Ника не утруждает себя сменить найденные в шкафу отведённой ей спальни спортивные штаны с мужской футболкой, которая явно ей велика. Выдыхает через рот, приосанивается, готовясь ко встрече. И всё равно ощущает себя потерянной, когда встречается с ним взглядом.
Макс, словно другой человек. Вроде и улыбка та же, блеск в глазах не потух. Она глядит через розовые очки, плёнка на них истерлась, потеряла цвет, став прозрачной. Ей больше ничто не мешает узреть истину. А она проста: мужчина перед ней — отцеубийца, поглощённый обидой, завистью, злостью. В нём нет доброты, нет и сожалений. Ему плевать, сколько осталось жить брату, сколько осталось до оглашения приговора. Плевать, что доказательства убийства фальсифицированы им же.
Она ему верила, повелась на лживые речи. Интересно, хоть что-то из того было правдой?
— Привет, — он салютует бокалом, откидываясь на спинку стула. — Присаживайся.
Ника выбирает место напротив. Столик слишком маленький для компании, но его хватает для них двоих. На стекле уместились две тарелки с салатом, её фужер уже наполнили вином. Пить ей не хочется, однако делает глоток под его внимательным взглядом, едва не давясь. Белое полусладкое стаёт поперёк горла.