Цена мира

Ингвар же слушал хор возмущенных голосов, и легкая довольная улыбка играла на его губах. Он привык к возмущению, привык к обвинениям. Привык быть чудовищем в глазах людей.

И может быть, поэтому именно ему пришла в голову мысль, чудовищная и кощунственная для любого правоверного эорминга.

— Вы довольно редко бываете на солнце, отец Бернар, — заметил он, — Но когда бываете, на вас всегда этот перстень, символ вашего статуса.

Небрежно подбросив на ладони церковную регалию, он продолжил:

— Вы носили её столь долго, что на вашем пальце остался след, полоска незагорелой кожи. Но придя в столь небогоугодное место, как «Пляшущая Форель», вы, разумеется, не могли выдать себя столь приметной вещью. Хоть покойный Хорса и хвалился тем, что не выдает тайн своих посетителей, никто не гарантировал, что какой-нибудь случайный свидетель не опознает кольцо. А опознав — не пустит слух, что предстоятель нашей Церкви приходил в бандитский притон, чтобы уединиться в дальней комнате с тремя малолетними данаанскими проститутками.

— Я должен выслушивать этот поклеп? — вопросил побагровевший от гнева первосвященник.

Король задумчиво кивнул:

— Брат. Остановись. Ты переходишь границы.

— Перехожу границы?..

Ингвар недобро усмехнулся.

— Нет, Ваше Величество. Границы здесь перешел не я. Вы допустили серьезную ошибку, отец Бернар. Именно на эту руку приземлялся демон-коршун, которого призвали, чтобы убить мою жену. Приземлившись на неё, он ясно видел след от перстня на пальце колдуна. А я впитал его воспоминания, — и со всей ответственностью заявляю, что этот след до мельчайших деталей идентичен тому, что оставил на вашем пальце церемониальный перстень первосвященника. Поэтому сейчас… При всех присутствующих, включая потомка и наместника самого Эормуна…

Короткий поклон в сторону Этельберта.

— …я предъявляю вам обвинение в черном колдовстве.

И стало тихо.

— Ты перешел границы, племянник, — подал голос Эсквин, — Тебе многое сходило с рук, но не подобное.

— Как мы все знаем, вы и есть единственный в стране практик черной магии, — указал Бернар, — И вы полагаете, что подобное обвинение от вас будет иметь вес?

Ингвар лишь пожал плечами:

— Я лишь привожу факты. И предлагаю Его Величеству рассмотреть их.

Этельберт хмуро смотрел на брата. В его взгляде так и читалось «Обязательно было делать это именно так?».

Но что-то подсказывало, что по-другому и вправду было нельзя.

— Отец Бернар, — сказал он, — Кесер Ингвар. Мы с вами продолжим этот разговор в моем кабинете. Без свидетелей.

— Тебе непременно нужно было поднимать шум на весь дворец?!

Таков был первый вопрос, который задал король, когда троица осталась наедине. Сняв корону и сгорбившись над столом, Этельберт массировал пальцами виски.

Гостям он присесть не предлагал.

— Нужно, брат, нужно, — сейчас, когда не было необходимости играть на публику, голос Ингвара выражал скорее досаду, чем веселье, — Я ведь прекрасно понимаю, что будь у тебя хоть малейшая возможность, ты предпочел бы замести это дело под ковер. А этого допускать нельзя: слишком серьезный оно приняло оборот. Поэтому мне пришлось поднять волну.

— «Пришлось», — передразнил его король, — Еще скажи, что тебе это не понравилось!

Ингвар хмыкнул:

— Поверь мне, брат. Если бы я выбрал тот вариант, который бы мне понравился, ты был бы доволен еще меньше.

Он допускал возможность того, чтобы решить вопрос, не привлекая короля. Напрямую, как привык. Однако первосвященник не стал бы сражаться на дуэли. А демон-змея могла не суметь устранить его тихо: слишком уж силен он был в колдовских искусствах.

Раз ему подчинялись Коршун и Нетопырь.

— Похоже, что вы как были демоном от рождения, так и останетесь им навечно, — подал голос отец Бернар.

— В любом мужчине проснется демон, — парировал Ингвар, — Когда его любимой женщине причиняют боль.

— Сейчас мы обсуждаем не это, — напомнил о себе король.

Без разрешения Ингвар все-таки уселся на стол. А вот отец Бернар, против обыкновения, остался стоять.

— Вы хотите знать, я ли стоял за действиями полукровки? — спросил он, — Да. Это был я. Но я прошу выслушать меня, Ваше Величество.

Жестом Этельберт велел брату молчать.

— Я слушаю вас.

— Я сделал это, — продолжил священник, — Но не ради власти, не ради наживы. Я сделал это ради нашей страны. Семибожники не друзья нам, Ваше Величество. Мирный договор был ошибкой. Все, к чему он приведет, это возможность для врага нарастить силу — и вновь вторгнуться в нашу страну!

Он развел руками:

— Я лишь защищаю нас от опасности. Исполняю свой долг перед страной и потомками Эормуна.

— Только чтобы защищать нас от опасности, вам пришлось ее сфальсифицировать, — не сдержался Ингвар, — Если опасность реальна, то что вам мешало найти НАСТОЯЩЕГО убийцу? Вместо того, чтобы организовывать убийство самим и обвинять невиновного?

— Я организовал покушение на вас, — согласился отец Бернар, — И я не прошу за это прощения. Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, я поступил бы так же. Вы должны были умереть, кесер Ингвар. Ваша жизнь стала бы ценой мира.

— Мира? — переспросил кесер.