Читаем Цена нелюбви полностью

Белые матери малолетних преступников — статистически более редкая порода — нервничают, а если спокойны, то сидят будто аршин проглотили, сжав челюсти, не двигая головой, как перед компьютерной томографией мозга. Если посетителей немного, белые мамочки всегда садятся так, чтобы осталась пара пустых пластиковых стульев с каждой стороны. Они часто приносят газеты, не поощряя разговоры. Смысл ясен: что-то нарушило пространственно-временную среду. Им здесь не место. Я часто различаю отпечаток ярости Мэри Вулфорд, как будто эти матери неистово выискивают, против кого бы из присутствующих возбудить дело. Или я остро чувствую их неверие в случившееся, неверие столь воинственное, что могло бы генерировать в приемной голографический эффект параллельной вселенной. В той вселенной в тот день Джонни или Билли вернулся домой из школы в обычное время и, проведя с родными обычно вечер, выпил молоко, съел пирожное и выполнил домашние задания. Мы, белые, так цепляемся за неизменное чувство нормы что, когда все рушится, не можем отпустить мучительно солнечное, идиотично бодрое представление о мире, которого мы заслуживаем и в котором жизнь прекрасна.

В отличие от нас черные матери садятся рядышком, даже если комната практически пуста. Они не всегда разговаривают, но в их близости чувствуется солидарность, кастовый дух, напоминающий книжный клуб, члены которого корпят над одними теми же безумно длинными классическими романами. Они никогда не сердятся, не возмущаются, не удивляются тому, что оказались здесь. Они сидят в той же самой вселенной, что и всегда. И черные, похоже, гораздо лучше разбираются в ходе событий. Параллельные вселенные — научная фантастика, и Джонни или Джамиль не пришел домой в тот вечер. Конец истории.

В любом случае в нашем кругу существует не выраженное словами понимание того, что не следует выяснять детали преступления, которое привело сюда отпрыска соседки. Хотя во многих случаях семья только этим преступлением и известна, здесь мы словно вступили в тайный сговор: то, что появилось в разделе национальных новостей «Таймс» или на первой странице «Пост», — наше личное дело. О, конечно, иногда кто-то из матерей склоняется к уху соседки и сообщает, что Тайрон вовсе не крал тот плеер или всего лишь подержал пакет для друга, но тогда другие матери переглядываются и криво улыбаются, и вскоре маленькая мисс Какая-Несправедливость-Мы-Будем-Подавать-Апелляцию замолкает. (По словам Кевина, в Клавераке никто не говорит о своей невиновности. Наоборот, мальчишки выдумывают гнусные преступления, в которых их не уличили. «Если бы половина этих ничтожеств говорила правду, — вяло сообщил он в прошлом месяце, — большая часть населения страны была бы мертва». На самом деле новички часто не верили и Кевину: «А я Сидни Пуатье

, пижон». Кажется, Кевин за волосы оттащил одного скептика в библиотеку и ткнул носом в старый выпуск «Ньюсуик»).

Итак, меня поразила неподвижность этой молодой женщины. Она не чистила ногти, не перебирала в сумочке старые рецепты, а сидела распрямившись, сложив руки на коленях. Она смотрела прямо перед собой, читая предупреждение о СПИДе, наверное, в сотый раз. Надеюсь, меня не сочтут расисткой — в наши дни никогда не знаешь, на что могут обидеться, — однако чернокожие, похоже, потрясающе владеют искусством ожидания, как будто наряду с серповидным эритроцитом унаследовали ген терпения. Я замечала это и в Африке: дюжины африканцев сидели или стояли у дороги, терпеливо ожидая автобус или не ожидая ничего конкретного, и не выказывали никаких признаков раздражения. Они не выдергивали травинки и не жевали передними зубами нежные кончики; они не рисовали мысками пластиковых сандалий бессмысленные картинки на сухой красной глине. Они спокойно присутствовали здесь и сейчас. Этой поразительной способностью просто существовать часто не обладают даже очень хорошо образованные люди.

В какой-то момент женщина прошла к продающему сладости автомату в углу. Видимо, был включен режим без сдачи, потому что она подошла ко мне и спросила, не могу ли я разменять доллар. Я из кожи вон вылезла, чтобы исполнить ее просьбу: проверила все карманы пальто, все уголки сумки и, наверное, к тому моменту, когда я наскребла мелочь, она уже жалела, что обратилась ко мне. Нынче я так редко общаюсь с незнакомцами — я предпочитаю бронировать билеты в задней комнате турагентства «Путешествия — это мы», — что во время этой мелкой трансакции запаниковала. Может, мне отчаянно хотелось как-то положительно повлиять на чью-то жизнь, пусть всего лишь помочь купить батончик «Марс». По меньшей мере эта неуклюжая сделка сломала лед. Вернувшись на свое место и решив отблагодарить меня за вроде бы такие серьезные хлопоты, женщина заговорила со мной.

— Наверное, надо было принести ему фруктов. — Она виновато взглянула на «М&М» на своих коленях. — Но, господи, он никогда их не ел.

Мы обменялись понимающими взглядами, дружно удивляясь, как подростки, совершающие взрослые преступления, остаются сладкоежками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мировая сенсация

Тайная родословная человека. Загадка превращения людей в животных
Тайная родословная человека. Загадка превращения людей в животных

Дорогой читатель, ты держишь в руках новую книгу палеоантрополога, биолога, историка и художника-анималиста Александра Белова. Основой для книги явилась авторская концепция о том, что на нашей планете в течение миллионолетий идёт поразительная и незаметная для глаз стороннего наблюдателя трансформация биологических организмов. Парадоксальность этого превращения состоит в том, что в природе идёт процесс не очеловечивания животных, как нам внушают с детской скамьи, а процесс озверения человека…Иными словами, на Земле идёт не эволюция, а инволюция! Автор далёк от желания политизировать свою концепцию и утверждать, что демократы или коммунисты уже превращаются в обезьян. Учёный обосновывает свою теорию многочисленными фактами эмбриологии, сравнительной анатомии, палеонтологии, зоологии, зоопсихологии, археологии и мифологии, которые, к сожалению, в должной степени не приняты современной наукой. Некоторые из этих фактов настолько сенсационны, что учёные мужи, облечённые академическими званиями, предпочитают о них, от греха подальше, помалкивать.Такая позиция отнюдь не помогает выявлять истину. Автору представляется, что наша планета таит ещё очень много нераскрытых загадок. И самая главная из них — это феномен жизни. От кого произошёл человек? Куда он идёт? Что ждёт нашу цивилизацию впереди? Кем стали бывшие люди? В кого превратились дети «Маугли»? Что скрывается за феноменом снежного человека? Где жили карлики и гиганты? Где обитают загадочные звери? Мыслят ли животные? Умеют ли они понимать человеческую речь и говорить по-человечьи? Есть ли у них душа и куда она попадает после смерти? На все эти вопросы ты, дорогой читатель, найдёшь ответы в этой книге.Иллюстрации автора.

Александр Иванович Белов

Альтернативные науки и научные теории / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза