Решетников отложил листок, заполненный ровным убористым почерком Салина. Шифровки от "Авеля" Салин обрабатывал лично, не доверяя никому.
– Что скажешь? – спросил Салин.
Решетников пригладил чуть влажные волосы. Попробовал застегнуть верхнюю пуговку на рубашке, но потом бросил.
– Ты меня, Виктор, прямо из-под душа вытащил. Холил, я понимаешь, ионами старческий геморрой, а тут ты трезвонишь. Такой у тебя голосос был… Хорошо, что не в трусах прибежал. Но новость того стоит.
Салин спрятал улыбку. Представил Решетникова, несущегося в неглиже по тихим коридорам отдельного сектора концерна.
– Ты уже в курсе, что Старостин своих стервятников в Москву скликает?
Салин кивнул.
– За что боролись, на то и напоролись.
– Будем надеяться, что Первый не прозевает подставу, – как можно индифферентнее парировал Салин. Ждал, когда Решетников сделает первый ход, после которого, как в классическом эндшипиле, разговор сам собой придет к нужному финалу.
Решетников встал, прошелся к окну. Смотреть за стеклом было не на что. Салин отрегулировал затемнение стекла так, что за окнами, казалось, опустилась непроглядная мгла. Решетников полюбовался на свое отражения в черном стекле. Поправил отлилипшую хохолком прядку на макукшке.
– Может, манкируем встречу? – как бы мимоходом бросил он.
Ход бы сделан.
– Нельзя. Мы сейчас примерно представляем его планы, но абсолютно неосведомлены о расчете времени. Где гарантия, что после панихиды, когда он перешушукается со своими, надобность в контактах с нами не отпадет?
Решетников покачался с пятки на носок. Кивнул.
– Резонно. Дружить надо, пока человек во власть не вошел. Потом это уже не дружба, а сексуальная эксплуатация.