Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945

Как ни удивительно, но д’Алкен сообщает, что Гиммлер не выдал никаких признаков раздражения при этом вздорном фанфаронстве. Если в его мозгу и возникли какие-то мысли о речи в Бад-Шахене, то он их подавил. И все же сейчас этот «русский ученик мясника», который имел нахальство заявить, что только русские могут побить русских, сделал еще один шаг вперед и объявил, что только русские могут спасти Германию. Жестом сменив тему, Гиммлер спросил у Власова о его взглядах на чисто военную сторону нынешней ситуации. Тут Власов стал критиковать бессмысленные жертвы «добровольцев» на Западе, но заявил, что все еще может собрать миллион солдат из лагерей для военнопленных и из рядов восточных рабочих. Ответ Гиммлера был схож с ответом человека, который, когда у него просят взаймы пять фунтов, предлагает полкроны. Он сообщил, что имел полномочия от Гитлера произвести Власова в командующие армией в чине генерал-полковника. Власову будет предоставлено право выбирать себе офицеров в ранге до полковника. С другой стороны, сейчас наблюдается нехватка оружия, и восточных рабочих нельзя будет снимать с производства вооружений. На данный момент Гиммлер может предложить Власову не более двух дивизий, сформированных из служащих сейчас добровольцев.

Власов закрыл на это глаза. Торг есть торг. Он будет рад начать даже с этим, но остатки различных «национальных легионов» надо собрать вместе и надо обезвредить назойливые «национальные комитеты» и их спонсоров. Вопрос самоуправления надо отложить до победы. Может быть, Украина и Кавказ потом будут добиваться самоуправления в рамках нового европейского порядка, за который воюют европейские войска СС Гиммлера. Такое возможно, но прежде всего надо разбить Сталина. Власов предложил немедленно начать формирование единого национального комитета на федеральной основе. Он должен иметь дисциплинарную власть над всеми бывшими советскими гражданами в рейхе, которые сохранят признанную русскую национальность.

Проблема достигла своего апогея. Гитлера интересовали только иностранные войска наемников; он не позволил Гиммлеру вести переговоры о чем-либо большем, чем о незначительном русском полевом командовании внутри структуры вермахта. Что касается Бергера, который продолжал подавать бесполезные сигналы Гиммлеру, он не хотел нанести ущерба «национальным комитетам», которые отобрал у Розенберга. Гиммлер парировал конечное предложение Власова со своим обычным искусством уклоняться. Он обратил внимание Власова на то, что личная ответственность за миллионы депортированных рабочих не увеличит популярность Власова в их рядах. Пусть лучше он занимается своим «национальным комитетом» и своей армией. Других решений можно будет дождаться от Гитлера позже.

Воспоминание д’Алкена об этом экстраординарном совещании занимает четырнадцать страниц в книге Торвальда, и это по справедливости. Это самый важный из всех документов, имеющих отношение к Власову, раскрывающий его истинные мысли более, чем публичные речи или манифесты, которые были написаны для Власова немецкими и русскими пропагандистами. Власов на Гиммлера произвел огромное впечатление, но он не стал менее подозрительным, чем был до этого. Он не переставал повторять д’Алкену: «Но этот человек остается славянином!»

Это совещание четко выявило курс, который примут события: враждебность «национальных комитетов», бешенство Розенберга, безразличие Гиммлера, а позади этого безразличия — мелкие склоки «государства СС», политика уверток между «дворами» Кальтенбруннера и Бергера. Хотя Кальтенбруннер благоволил общему руководству Власова в то время, как Бергер был против, любопытно, что Кальтенбруннер задержал отправку сообщения об этой встрече в германскую печать. Александр Даллин предположил, что Кальтенбруннер возлагал надежды на так называемую «русскую миссию мира» в Стокгольме, которая существовала с конца 1942 г. Но в сентябре 1944 г. эта миссия уже давно не подавала никаких признаков жизни. Может быть, она никогда не была не чем иным, как подсадной уткой для того, чтобы вызвать беспокойство западных союзников. Кроме того, подозрительность Риббентропа вынудила Кальтенбруннера выступить против стокгольмских переговоров.

Его мотив для приглушения новости о договоре с Власовым был, возможно, проще и более типичен для менталитета этого человека. Он просто не хотел, чтобы заслуга этой встречи перешла к Бергеру.

Пражский комитет