- Еврей, татарин - какая разница? Для нас вы все - русские, вы же выходцы из России.
- Ну-ну, извини.
- Толком я ничего не знаю. Галерея у него года четыре, хотя не поручусь за точность. Занимается он, по-моему, всем: знаю, что иконами, знаю, что авангардом. Про авангард мне сказали друзья в Лондоне. А почему ты выбрал именно его?
- Видишь ли, мне приятнее говорить с соотечественником на родном языке, чем на английском с немцем.
- Да, но все ваши, как правило, скрытые мафиози.
- Не преувеличивай, дорогая, - сказал Сорин. - Кроме того, не забывай, что и мы не очень в ладах с законом, не так ли?
- Ты хочешь прийти к нему с картинами?
- Зачем же, - удивился Андрей, - мы отнесем ему фотографии. У тебя ведь есть камера?
- Конечно, - ответила Люси.
- Будь добра, одолжи ее мне.
Он быстро распаковал короб с картинами и, только приготовившись к съемке, вспомнил:
- Боже мой, они ведь все записаны! Сколько потребуется времени, чтобы смыть всю эту мазню?
- Какой ты грубый, - обиделась Люси. - Мое бессмертное творчество называть мазней! Ну, я думаю, около дня.
- Тогда приступай, пожалуйста, немедленно.
- А ужин?
- Ах да, обед… Хорошо. Отправимся сейчас поесть, потом вернемся в номер, и ты займешься отмывкой. А я пока проведаю мистера Рахлина.
- Один?
- Налегке. Отчего бы и нет?
Они быстро нашли какой-то рыбный ресторанчик, перекусили на скорую руку, с удовольствием выпили по кружке пива, Люси побрела в гостиницу, а Сорин взял такси и поехал на встречу с владельцем галереи.
Минут двадцать таксист нарезал пространство Берлина на ровные квадратные ломти, после чего остановился возле современного здания из стекла и бетона, одного из тех многочисленных гигантов, полужилых, полуофисных, в изобилии возникших в Берлине за последние восемь лет. Андрей расплатился и покинул автомобиль.
Большая стеклянная дверь «Fine Art Gallery» оказалась запертой, но возле нее к стене был прилеплен маленький ящичек-домофон. Собравшись с духом, Сорин нажал кнопочку.
- Was wollen Sie?[10] - произнес женский голос.
- Э-э… Is it gallery?[11] - спросил Андрей, сразу переходя на английский язык.
- Да, галерея, - ответила невидимая секретарша, также переходя на понятный посетителю язык. - Что вам угодно?
- Я хотел бы переговорить с господином Рахлиным.
- По какому вопросу?
- По вопросу картин, разумеется, - ответил Сорин, начиная раздражаться на то, что какая-то неизвестная немка держит его перед запертой дверью.
- Откуда вы? - продолжала свой допрос секретарша.
- Послушайте, мисс, - произнес Сорин, - я очень рекомендую вам впустить меня потому, что, если господин Рахлин узнает о том, какие картины я хочу предложить и какие по вашей милости он может упустить, поскольку я отправляюсь в другую галерею, боюсь, что вы не останетесь на этом теплом месте.
- Входите, - сказала немка металлическим голосом, и Сорин толкнул стеклянную дверь.
До сих пор Андрею не приходилось бывать в художественных галереях Запада, однако пространство, открывшееся перед ним, полностью соответствовало тем образам, что рисовались в его мозгу: небольшой холл, устланный серым ковровым покрытием, две хромированные вешалки на множество рожков справа, а слева - небольшое офисное помещение, отделенное от основной части галереи стеклянными раздвижными панелями. Там за матовым стеклом видны были шкафы и полки с каталогами и книгами, журнальный стол, диван, компьютер и неясные мелькающие тени двух или трех человек. Впереди, убегая от Сорина вдаль, простиралась анфилада, выстроенная из специальных экспозиционных щитов так, чтобы делить единый вытянутый в глубину зал на множество небольших и вполне уютных помещений. Сделав несколько шагов вперед, Сорин успел заметить вдалеке какие-то скульптуры, стоящие на небольших подиумах почти на полу, яркие живописные полотна и ряд фотографий, напомнивших ему работы Родченко.
Вглубь он пройти не успел, поскольку из-за стеклянной перегородки навстречу ему выскочила, видимо, та самая немка, с которой он только что беседовал по домофону.
- Здравствуйте, - сказала она, отпуская Сорину дежурную и несколько холодноватую улыбку. - Как вас представить?
- Передайте господину Рахлину, что с ним хочет переговорить коллекционер из России, - сказал Андрей.
- И все? - удивилась немка.
- И все. Скажите ему также, что у меня есть интересные произведения художников начала двадцатого века. Возможно, они заинтересуют господина Рахлина.
- Одну секунду, - и она вновь скрылась за перегородкой.
Секунда растянулась минуты на три. Сорин услышал короткий диалог, смутно доносящийся из офисного пространства, и, наконец, к нему вышел господин лет шестидесяти, повадками и одеждой скорее напоминавший крупного теневого дельца конца семидесятых годов, чем современного западного торговца произведениями искусства.
- Я вас слушаю, - сказал господин по-английски, с чудовищным акцентом, не представясь.
- Вы - мистер Рахлин? - продолжил по-английски Сорин.
- Он самый.
- Тогда, вероятно, вы говорите по-русски, - сказал Андрей, переходя на родной язык.
- Говорю. Так что у вас?
- Не могли бы мы говорить не на проходе? - спросил Андрей.