Цена свободы

Стоять пришлось одетой, укутанной в эту дурацкую шаль, теперь она ей ух как мешала, в классе было жарко натоплено, да и от волнения Светка вся вспотела, даже ноги быстро согрелись. Единственное, что она успела, когда зашла, это поставила портфель на пол рядом с вешалкой, где висела верхняя одежда учеников. А ещё обратила внимание на то, что в классе были не все дети, не было и того самого мальчика Вани, который ей нравился. Она не хотела, чтобы он видел её, укутанную, да ещё стоящую в углу. Урок показался долгим. Вот и прозвенел звонок на перемену. Все дети засуетились, кто стал разглядывать Светку, а вернее, её шаль, и посмеиваться, а кто занялся своим делом. Учитель пошёл в курилку, но проходя мимо Светы, всё так же грозно посмотрел и злобно добавил: «Опоздала, теперь стой. Все уроки стой!»

Виновато опустив голову, она не проронила ни слова. Да и вообще она была скромная, забитая, одним словом. Я, пожалуй, добавлю, что деревенские дети в то время вели себя в школе куда тише, чем сейчас, и почему-то побаивались учителей, хотя, может, не все и не всех учителей. Светка же учителя боялась сильно, бывало, ударял её указкой по пальцам, больно было, терпела, понимала, что за дело, буквы ровней надо писать и кляксы не делать, в то время ещё ручкой с чернилами писали. Не ей одной доставалось, даже Ване как-то перепало. Светке было жалко его, он расплакался, наверное, сильно больно было или Ваня терпеть не умеет, рассуждала она. Терпеть она умела.

Но… на этот раз пришлось терпеть все уроки и перемены, учитель так и не дал добро сесть за парту. Она даже не имела право присесть на перемене, смирно, тихо стояла, украдкой успела всплакнуть от обиды, но никто не заметил, это хорошо, что угол находился в конце класса и все ученики к ней были спиной, смотрели то на доску, то на учителя, а то что-то писали, считали, отвечали, выходили к доске. А Света, глядя на портфель, порадовалась, что хоть его не надо держать в руках.

Устали ноги, ей было невыносимо жарко, такое ощущение, что не хватает воздуха. Она надкусывала губы, чтобы не разреветься вслух. Но и это ещё не всё, её охватило тревожное чувство, на последнем уроке ей вдруг захотелось в туалет, боль в мочевом пузыре начала усиливаться. Заломило низ спины. Терпела, как могла, мучительно терпела, долго терпела, боль становилась всё сильнее и сильнее. Она вдруг поняла, что не осилит выстоять этот последний урок. И, переборов себя, стала тянуть руку, руку поднимала всё выше и выше, трясла ею, но видела, учитель не обращает на неё внимания.

— Можно выйти, — умоляющи громко прошептала она. Реакции от учителя никакой не последовало, лишь только с последней парты несколько учеников оглянулись на неё. Выхода больше не было. Всё смешалось: стыд, страх, обида и невыносимая боль. Она ещё раз окинула взглядом парту, на которой должен сидеть Ваня, сделала упор на одну ногу, слегка набекренившись в эту же сторону, и пописала в свой валенок, затем поменяла ногу, посчитав, что если переполнится валенок мочой, все заметят, пописала в другой валенок. Ещё она обрадовалась этому длинному пальто, так как его края почти касались валенок, а значит, никто не увидит мокрых штанов. Но впереди дорога до дома, мороз далеко за минус сорок. А как выходить из класса? Как?.. Надо, чтобы никто не заметил, иначе позора не оберёшься… Все эти минусы перекрывал единственный плюс — Ванечка не пришёл в школу.

Хотелось продолжения этого рассказа, как Света добралась от школы до дому и т. д. Увы, на сегодняшний день Светлана давно разменяла пятый десяток и продолжение той, давней, мучительной истории где-то заплуталось в памяти. А может, и к лучшему.

«Друган»

Бывает, та или иная информация на протяжении жизненного пути стирается из памяти, даже если тебе напомнят все подробности этого сюжета, ты всё равно не можешь окунуться в то прошлое, оно вычеркнуто. Но почему-то этот случай не выходит из головы… Сама не пойму, ведь ничего такого в нём нет, но на бумажный лист просится.

Семьдесят девятый год, нам с мужем по семнадцать лет. Стоп, тогда он мне был вовсе не мужем, просто дружили, и всё. Нам весело, какие-то общие интересы, мы тянулись друг к другу, однако же робость и воспитанность с обеих сторон нас не покидала. Помню, мама мне как-то сказала: «Доченька, юбку выше колен не оголяй. Намёк был понят, так она меня готовила к городской, самостоятельной жизни. Хотя самостоятельность ко мне пришла гораздо позже, а всё потому, что в городе до замужества жила у старшей сестры. Та, естественно, строга, учитель по жизни. Нет, я её не боялась, но слушалась беспрекословно, и мне важно было её мнение. А может быть, не чувствовала в себе уверенности — скорее всего. Теперешнее молодое поколение куда более раскрепощённое.