Цена убийства

При близком рассмотрении иллюзия рассеивалась. Бросались в глаза и мелкие шрамы на лице, и острый, холодный, жесткий взгляд — от него исходило то ощущение тревоги, которое распространяют вокруг себя опасные личности. Испугавшись,что Дэнни опять попал в историю, Ли засыпал его вопросами. Брат с улыбкой уклонялся от ответов, и Ли с удивлением отметил: он упорно отказывался говорить о своих делах, словно они не отвечали тому образу, который он создавал.

Значит, он все-таки что-то затеял — именно поэтому Кифли явился сюда в такой жаркий день. Посетитель казался спокойным и рассудительным. Однако он упорно пытался объединить Ли и Дэнни в одно целое.

— Послушайте, мистер Кифли. Дэнни пошел по кривой дорожке. И начал очень рано. Может, ему уже и не поможешь — не знаю. Но я-то не ступил на такой путь, и вы не пошли. Мы ведь из Синка выбрались.

Кифли приподнял одну бровь:

— Мы?

— Мы с вами, мистер Кифли.

— Ну-ка, посмотрим. — Он ткнул пальцем в сторону Ли, потом — в свою грудь. — Валите нас в одну кучу? Не выйдет!

— Почему?

— А потому, что я оттуда выбрался сам. Вас же из Синка выкупили. За вонючие деньги вашего двуличного брата и такие же доллары его преступного босса. Если хотите с кем-то сравняться, так скорее с Дэнни — не со мной.

Ли, прежде чем его охватил гнев, был потрясен, ошеломлен страшной, необъяснимой горечью и злобой, прозвучавшей в словах Кифли. Стараясь сдержать возмущение, он произнес:

— У меня создалось странное впечатление, мистер Кифли, что мы занялись воспоминаниями. Сидите у меня на веранде, в купленном мною кресле, стряхивая пыль на пол, который я сам натирал. Вы — служащий из отдела по надзору. Я — учитель в педагогическом заведении штата. Ради Дэнни я держался с вами вежливо. Если у вас есть еще вопросы — спрашивайте. Однако с этой минуты выбирайте выражения и помните, как себя вести.

Кифли долгие секунды молча мерил его тяжелым взглядом. Затем, ухмыльнувшись, сказал:

— С этой минуты… иначе — что?

— Спрашивайте!

— Конечно, только сначала кое-что вам скажу. Мне без конца твердят, что это свободная страна. Меня совершенно не трогает, когда вы тычете мне в нос свою образованность. Абсолютно не трогает. Но в этом мире есть раздел. Забор, понимаете? Я с одной его стороны. А парни Бронсоны — с другой. На вас обоих заведены досье. У него похуже. Буду говорить с вами, как с любым по ту сторону забора. У меня есть право говорить, с кем хочу. И вы будете плясать под мою дудку. А если не затанцуете и я почую — от меня что-то скрываете, зайду в эту вашу школу, сниму шляпу и очень вежливо и очень нудно стану допрашивать о вас. И если после моего ухода там останется хоть кто-то, не знающий, что ваш брат трижды сидел за решеткой, что он оплатил ваше учение ворованными деньгами, — для нас обоих это будет дьявольской неожиданностью. Узнают и то, что брат нарушил условия надзора, скрывается неизвестно где, подкупая вас роскошными подарками. Узнают, что и вас таскали в полицию, подозревали в ограблении и обвинение сняли потому только, что за дело взялся пронырливый адвокат, работавший у Ника Бухарда. Если после этого от вас не избавятся, будете ходить на допросы, и я позабочусь, чтоб вас вызывали как можно чаще и как раз в часы уроков. Жалованье, полагаю, вам платят за них. Если надеетесь за такое учение по-прежнему получать денежки, что ж, можете дальше болтать о моих выражениях и поведении. Для Джонни Кифли вы — один из парней Бронсонов, а оба они — вонючки. Все!

Ли теперь понял, что гнев для него слишком дорогое удовольствие. Роскошь. Подравнял стопку письменных работ на столике, с огорчением заметив, как трясутся руки. Он сообразил — этот Кифли не совсем нормален и вполне способен выполнить свои угрозы. Только ради ощущения, что сломал налаженную жизнь Ли Бронсона. Возможно, до потери руки он был просто крутым полицейским с умеренными садистскими наклонностями… Ли понимал, что у него нет влиятельных знакомых, не к кому обратиться, чтобы избавиться от Кифли. Оставался единственный выход — изображать покорность, смирение. Унизительное чувство, хотя он внушал себе: только чтоб успокоить безумца.

Покосившись на стопку листков, заговорил ровным голосом:

— Приехал двадцать пятого июля после полудня. Был прекрасно одет, вероятно, уже не работал у Грэнуолта. Приехал в серой машине, новой, из последних выпусков — может, «додж», может, «плимут». Пробыл с половины четвертого до половины шестого. Мы выпили. Я интересовался его работой. Не сказал. Дал понять, что ушел с прежнего места. Я спросил, знает ли об этом Рич. Ответил, что все улажено. Спрашивал, вернется ли к Кеннеди, ответил, что нет.

— Вот видите, можете быть пай-мальчиком, только все это болтовня. Ведь он ваш брат. Непременно сказал бы, что затевает.

— Могу лишь дать вам слово — ничего не говорил. Моя жена все время была с нами, она подтвердит.

— Где она?

— Должна, прийти с минуты на минуту, немного запаздывает.

— У меня достаточно времени.

— Не рассчитывайте на нее, мистер Кифли. Она не привыкла…

— Вы что, забыли, Бронсон! Я знаю, что делаю. Где сейчас Дэнни?