Цена убийства

Пройдя мимо них, Люсиль уселась на перила веранды, вытянув и скрестив длинные, гладкие ноги. На ней был темно-голубой купальник, бледно-голубой пляжный халатик из фроте, деревянные подошвы босоножек держались на узких белых ремешках. Руки глубоко засунуты в карманы короткого халатика, распахнутого у ворота. Волосы цвета темной меди старых монет были тщательно уложены в кудри не крупнее тех монет, они создавали ореол воодушевления и отваги, как у римского юноши. У Ли мелькнула мысль, что за три года супружества она почти не изменилась. Красивое личико сохранило детскую мягкость, большие голубые глаза не поблекли, нос задорно вздернут, губы полные, мелковатые зубы безукоризненно белые. Точно такая же, как три года назад, — одна из самых заметных женщин, каких он встречал. Безмятежная жизнь сохранила нежную шелковистость кожи. Длинные ноги демонстрировали плавность линий, мягкие выпуклости и впадинки, которые у других женщин лишь обозначены, у нее бросались в глаза.

А вот руки она старалась спрятать — маленькие, с пухлыми, короткопалыми ладошками и глубоко вросшими, некрасивыми ногтями.

Люсиль отлично загорела, казалось, золотистый блеск проступает изнутри, сквозь кожу. Голубоватые белки глаз сияли отменным здоровьем. И все же кое-что изменилось. Узкая талия уже не представляла разительного контраста с нежной полнотой бедер: в поясе уже наметился тонкий слой жира. Располневший подбородок подчеркивал невыразительность лица. Округлая, высокая грудь чуть великовата, уже не так упруга. А вокруг рта обозначились скобками капризные морщинки.

Вспомнилось, как однажды в мае она заходила к нему в школу, но они разминулись, и ему пришлось догонять ушедшую Люсиль — она передвигалась короткими, быстрыми шажками, виляя бедрами, обтянутыми красным платьем. Обогнав двух парней, наступавших ей на пятки, он услышал жадный, сдавленный возглас: «Ух ты черт! Она же прямо для этого создана!»

Те слова запали в душу, ибо — как ни странно — подтверждали, что он сам себя одурачил. Люсиль с самого начала была сплошным обманом. Ослепленный очаровательным личиком и фигуркой, он наделял ее всем, что надеялся в ней найти. Взгляд широко расставленных глаз излучал честность. Ее фермерское детство и служба в страховой конторе свидетельствовали об энергии и чувстве собственного достоинства. Даже в ее банальнейших замечаниях он усматривал мудрость. Ее неутолимый сексуальный голод не мог быть ничем иным, как только любовью.

Не хотелось верить, что такое совершенное лицо и тело наделены столь убогой мыслью. Убеждал себя — это окружение лишило ее возможностей роста. Его речи она слушала с сияющими глазами, заинтересованно и с тем вниманием, которое могло быть вызвано только врожденной интеллигентностью и тонкостью, не имевшей пока условий для развития. Но Ли поможет ей расти, совершенствоваться и найдет в этом радость.

Он был упрям, и потребовался целый год, чтобы осознать совершенно четко, какое безнадежное дело он затеял. Первенец и единственная дочь Дитерихов, она была безобразно избалована. Всегда считалась особенной — прекрасный младенец, очаровательный ребенок, красивая девочка. В среде, где красота так высоко ценится, этого было достаточно, чтобы ее лелеяли и обожали. Она уверилась, что представляет собой особую ценность и должна получить все лучшее в жизни. Родители предоставили ей все, что имели. Работы по дому она не знала — не застилала даже собственную постель, не убирала комнату. В школе была посредственностью в кучке одноклассников без интеллектуальных запросов. Зато в мечтах видела себя известной актрисой, певицей или кинозвездой, не предпринимая, однако, ни малейших усилий для их воплощения.

В конце концов даже работа в конторе была тоже каким-то обманом. Школу она бросила в предпоследнем классе, и два следующих года бездельничала: вставая за полдень, мыла волосы, слонялась по дому в ожидании сумерек, когда внизу засигналит заехавшая за ней машина и доставит на вечеринку. Скука выгнала ее наконец в Бэтл Крик. После шестинедельных курсов в коммерческой школе, отнюдь не обремененная знаниями, она поступила в контору к дяде, брату матери, главному управляющему одной фирмы. Ли помнил многозначительное замечание дяди Роджа; «Люсиль стала украшением всей конторы». Затем с усмешкой добавил: «Парни увиливают от поездок по штату, у меня появились новые заботы. Но если нужно кого-то заставить раскошелиться, достаточно поручить Люсиль».

Последней иллюзией, с которой он расстался, стала мечта о любви. Не в пример многим красивым женщинам, Люсиль отличалась темпераментом, ненасытной сексуальностью. Но преследовала при этом единственную цель — собственное удовлетворение. Он для нее был всего лишь удобным инструментом для совокупления, но никак не партнером. Она охотно употребляла неизбежные выражения из словаря влюбленных, но произносила их автоматически, бездумно, как затверженный урок.