Цена всех вещей

Здесь ничего не менялось. Я целенаправленно прошла мимо стонущих комнат, плачущих комнат и ужасающе тихих комнат, прошла мимо комнат, где с полдюжины родственников над чем-то хохотали, миновала большую часть палат, где раздавалось лишь жужжание телевизора. Все казалось таким знакомым и в то же время далеким. Словно сон.

Поскольку мне было все равно, в каком направлении двигаться, ноги по привычке принесли меня в детскую онкологию. Мина встречалась с доктором Брауном в его кабинете, поэтому я повернула в стационар.

Здесь мои шаги замедлились. Несколько детей гуляли по рекреации. Кто-то смотрел телевизор, кто-то играл в настольные игры. Я по привычке всматривалась в лица, надеясь разглядеть кого-то знакомого, однако конечно же никого не обнаружила. Я не появлялась здесь уже пару лет, и за это время дети, которых я помнила, либо уже выписались, либо умерли.

Передо мной вдруг оказался ребенок. Из-за обритой головы было сложно определить, девочка это или мальчик. Но, как бы то ни было, ему (или ей?) было лет десять, возможно, на пару лет старше. В таком же возрасте я начала сопровождать сюда Мину.

— Ты не отсюда, — заявил ребенок.

— Да? А как ты узнал?

— Ты не выглядишь больной.

— А почему ты решил, что я не пришла с кем-то?

— А ты с кем-то?

Я пожала плечами.

— Откуда тебе знать, что я не молоденькая симпатичная докторша?

Девочка оглядела меня скептическим взглядом. (Я решила, что это все же девочка.)

— А где же твой медицинский халат?

— Я его не ношу.

— В какой медицинской школе ты училась?

— В Северо-западной.

— И какой у меня вид рака?

Я окинула ее внимательным взглядом. На ней была простая зеленая пижама, штаны и футболка с длинным рукавом. Никаких шрамов. Практически невозможно сказать по одному внешнему виду, чем человек болеет. В раке это самая убийственная вещь. Ты можешь гулять и веселиться, а опухоль внутри тем временем мутирует и разрастается. Я вдруг вспомнила о Мине, которая сидела в офисе доктора Брауна дальше по коридору, и ощутила слабый укол совести.

— Лейкемия, — сказала я. Это был неплохой вариант, с высокой вероятностью попадания.

— Хорошая попытка. Злокачественная гепатома.[20]

Я никогда не слышала о таком раньше, но часть названия была мне знакома.

— A-а. Печенка, — сказала я и кивнула с понимающим видом.

Девочка коротко рассмеялась. Несколько смотревших телевизор детей оглянулись.

— Ты мне нравишься, — сказала она. — Я Ханна. Если тебя поймают, можешь сказать, что приходила ко мне.

Меня прошиб пот, я отшатнулась. Это было так знакомо. Должно быть, я уже бывала здесь раньше, подшучивая над кем-то, кто выздоровел. А может, и нет.

— Я не могу тебе нравиться. Ты меня даже не знаешь.

Девочка резко изменилась в лице. Я замечала это у Мины: когда на голове нет волос, эмоции сразу же выплывают наружу.

— Не будь идиоткой.

— Прости, — сказала я. — Удачи со злокачественной гематомой.

— Эй, куда ты пошла? Стой!

Я не стала оглядываться, и она не могла меня остановить.

Пока я бежала в отделение экстренной помощи, сердце колотилось как бешеное. Разговор с Ханной вернул меня к прежней роли. Я больше не хотела быть той девочкой — которая поднимает настроение больным. Которой больше нечего делать, кроме как днем и ночью ходить в больницу, чтобы кого-то проведать. Той, чья единственная цель в жизни — поддерживать и помогать встать на ноги. Той, которая осталась в прошлом. И я не была ею. По крайней мере, не должна была быть. Я могла уйти.

Но оказавшись в отделении экстренной помощи, я задумалась: где же я побывала?

Фельдшер вкатил на коляске молодого парня с забинтованной ногой. У него были темные волосы, и на секунду я подумала: «Кэл», а потом: «Диана» и: «Ари», и: «не здесь, только не здесь, я ухожу, я обещаю, я ухожу, ухожу сейчас же!».

Я была чем-то вроде «Воронки», только гораздо хуже. Заклинанию ничего не стоило устроить так, чтобы мы столкнулись в отделении экстренной помощи.

Я судорожно вцепилась ногтями в ладони, стараясь справиться с паникой. Хотя, возможно, паника была самой правильной реакцией.

Я рванулась к автоматическим дверям, проскакивая между больными, их родными и друзьями, совершенно позабыв о том, что должна оставаться незаметной. Меня окликнули с сестринского поста, но я не останавливалась до тех пор, пока не заметила на парковке машину Мины.

Мина уже ждала меня рядом с ней.

— Где ты была? — спросила она.

— В отделении экстренной помощи, — ответила я, не в силах думать о чем-то еще. Сердце колотилось с такой силой, что перед глазами все плыло.

— Зачем?

— Это не важно. Можем мы уехать отсюда? Пожалуйста?

Мина теребила кожаный браслет на предплечье.

— Доктор Браун сказал, что я в порядке. Никаких признаков рака. Если тебя это, конечно, волнует.

— О. Прекрасно. Поехали.

Мина безрадостно рассмеялась, не глядя на меня, завела двигатель и выехала с парковки.

Мое сердцебиение немного успокоилось, и я наконец смогла нормально дышать.