Цена жизни

Грин прожил зиму в отцовском доме, в Сафеде. Отец познакомил его со своей женой, и сыновьями, братьями Грина. Сыновьям было семь и девять лет, они смотрели на старшего брата с испугом. Жена отца, тихая, скромная женщина, внешне не выказывала неприязни, но Грин не раз ловил на себе ее настороженный взгляд. Он не вписался в тихий, уютный мирок отцовского дома. Не чувствуя себя в безопасности, он не расставался с пистолетом, и все время жил в напряжении. Новые родственники это чувствовали. Когда пришла весна, и Грин ушел в армию, все вздохнули с облегчением.

Отец брал Грина с собой в разъезды. На снегоходе они ездили по окружавшим Сафед поселениям. Отец занимался своими делами, которых у капитана гвардии было по горло, а Грин смотрел, как живут люди. На жизнь в Поселке это было непохоже. Жизнь в Поселке в сравнении с жизнью в Земле Отцов казалась просто роскошной. Понятно, что семья отца не голодала. Но если у капитана гвардии продуктов на столе хватало, хоть и без разносолов, то остальные жили несравнимо хуже. Наметанным после туннеля глазом Грин видел на лицах людей печать постоянного недоедания. Нормировалось все — еда, одежда, горючее. Такого, как в Поселке, чтобы мальчишки гоняли на мотоциклах, не было и в помине. Если кто-то куда-то ехал, значит, по делу. Дети жили отдельно от родителей, в школах-интернатах, а родители работали. Работали много и тяжело, и жили, по сути, на казарменном положении. В небольших поселениях, и на фермах, режим был чуть помягче, но и там не шиковали. Все запасы продовольствия находились на складах в Сафеде, и распределялись согласно нормам. Нормы эти, с захватом Республики стали выше — наладили поставку свежих фруктов и овощей из Поселка.

Несмотря на это, нормы колебались в пределах необходимого для физического выживания. Раз в неделю из города выходила колонна грузовиков в сопровождении бронетехники, и развозила продукты по точкам. Сарацины периодически нападали на эти колонны, жгли грузовики, убивали людей. Отец был прав — в Поселке жизнь была не в пример спокойнее жизни в Земле Отцов.

— А почему бы с ними не договориться? — спросил Грину отца, когда понял, что в эти игры они играют уже скоро третий год, и конца-краю этому не видно.

— С кем договориться, с сарацинами? — спросил отец, и посмотрел на Грина, как на идиота. — Не с кем там разговаривать. Мир будет только тогда, когда мы их всех до одного перебьем.

— Хорошо, — Грину пришла на ум другая мысль. — А почему бы не отгрузить, например, запасов сразу на год, или на полгода? Сократить число поездок?

— Нельзя, — покачал головой отец. — Без учета, они там все сожрут до срока, уследить нет возможности. Кроме этого, есть и другие соображения, — продолжать он не стал. Но невысказанную мысль Грин понял без труда: если отдать запасы поселенцам, они могут и послать Сафед к черту. А так, они от зависят от центра, и легко управляются.

Ограничение потребления еще можно было как-то понять: все же после Песца люди оказались в ситуации, когда неизвестно, удастся ли вырастить что-то, и если удастся — то когда. В таких условиях экономия ресурсов оправдана. У Республики под боком был порт, промзона, с ее складами, и Семьям можно было особо не заботиться о пропитании — все равно продовольствия было намного больше, чем нужно. Выжившие на севере поселенцы оказались в гораздо более сложном положении, у них всего было в обрез. Этим и воспользовался Барзель, сколачивая свою империю: голод идеальный инструмент управления. Впрочем, мысленно ставя себя на место Барзеля, Грин понимал, что в таких условиях ничего лучше он бы не придумал. Необходимость выживать требовала принятия жестких решений. И в рамках выживания сообщества, жизнь и тем более сытый желудок отдельных людей значения не имели. Взвалившего на себя тяжелую ношу ответственности Барзеля, Грин не осуждал. Ему категорически не нравилось другое.

Все блага в Земле Отцов распределялись в зависимости от приближенности к Вождю. Грина поражало, что отец ничего зазорного в этом не видел. С одной стороны, высокие слова о Родине, долге, чести, с другой — сытный паек только для «своих». Ближний круг жил, ни в чем себе не отказывая. Те, что чуть дальше, как отец Грина, жили сытно, остальные — как придется. Вождя, толстогубого, бородатого, откормленного борова с лоснящимися жиром губами, Грин видел всего один раз, на церемонии принятия в гвардейцы. Когда новоиспеченных рядовых построили на плацу, и вручили черные береты. Вождь обошел строй, пожимая всем руки. Глаза Вождя равнодушно скользнули по Грину, потом вернулись.

— Ты пацан Альберта? — бесцветным голосом спросил Вождь.

— Так точно, господин… — рявкнул, выкатывая глаза Грин, и замялся, не зная, как продолжить. Стоящий рядом с Вождем офицер одними губами подсказал: «Вождь…», и Грин поправился: — Так точно, Вождь!