Цена жизни

— Вайнштейн тоже об этом говорил. Он говорил, что чмулики все захватили, — кивнул Грин, не отрывая взгляда от дороги.

— Вайнштейн… — вздохнул отец. — Такие умные, толковые люди, как Вайнштейн, Коцюба, и остальные, должны были быть с нами. Я до сих пор не понимаю, почему они отказались к нам присоединиться. Жаль, что Барзель не нашел для них правильных слов, как для меня.

— А что сказал тебе Барзель? — спросил Грин.

— Он сказал мне правду. Он объяснил мне. Что я — сын великого народа с древней историей. Что у меня есть обязательства перед этим народом, и перед страной. А еще он сказал, что будет война, что нам придется воевать за наши дома, за нашу землю. За право жить здесь. Я поверил ему, и вступил в его организацию.

— И бросил нас с мамой, — заметил Грин.

— А что я мог поделать? Она не захотела последовать за мной, не захотела жить в поселении, работать на земле. А я не мог больше жить, как амеба, без цели и смысла. Поэтому мы расстались. Я предлагал ей, умолял ее, чтобы она оставила мне тебя… Но она уперлась, и суд встал на ее сторону.

— Знаешь, ты не очень похож на крестьянина, — сказал Грин.

— Я прошел долгий путь, — ответил отец. — Сначала я работал на земле. Даже получил права на трактор, и бульдозер. Конечно, мне было тяжело. Ведь до того я не поднимал ничего тяжелее ручки. Но я справился. А потом организация отправила меня в армию. Еще до твоего рождения я отслужил срочную. Бумажки в штабе перекладывал. У организации были связи в армейской среде. Я подписал контракт, и меня отправили в боевые части, на курсы, похожие на те, что тебе предстоит пройти. Пехотная подготовка, тактика, командование звеном, отделением. Мне снова было тяжело, ведь я был старше большинства тех, с кем служил. Мне было двадцать семь лет, а им — по девятнадцать. Но я справился. Я отслужил три года по контракту, и вернулся домой, в поселение.

— А зачем ты вообще пошел в армию? — спросил Грин заинтригованно. — Что, приключений не хватало?

— Меня послала организация. У нас жесткая дисциплина, которой подчинено все. Но не это было главной причиной. Я мог отказаться, и к моему мнению бы прислушались. Я сам хотел пойти в армию. Почему? Я не знаю. Может, у меня было предчувствие, что именно этому надо учиться, что эти навыки будут самыми востребованными.

— Ну, так оно и оказалось, — хмыкнул Грин.

— Да. После того, как я вернулся, я пошел на повышение. Барзель назначил меня командиром маленькой группы таких же, как я, ветеранов. У нас по всей стране были такие. Мы стали готовиться. Делали схроны с оружием, запасали продовольствие. Ведь все шло к войне. Ты, конечно, этого не помнишь, но ситуация ухудшалась с каждым днем.

— А потом пришел Песец, и ваши склады пригодились, чтобы выжить, — кивнул Грин.

— Да. Мы выжили сами, и помогли выжить многим людям вокруг нас. Ведь у нас была организация. Если бы не Вождь, в поселениях бы сейчас, наверное, было намного меньше выживших. А тех, кто пережил бы зиму, наверняка добили бы сарацины. Когда сошел снег, они, как тараканы, повыползали из всех щелей, и тут же принялись за свое: грабеж и убийства. Мы встали у них на пути, и давим их. Как ты думаешь, почему у вас там было так спокойно? Между вами и сарацинами стояли мы. Стоило Коцюбе принять наши условия, и мы бы сейчас стояли плечом к плечу, отражая нашествие сарацин!

— А почему от вас народ побежал, если у вас так хорошо? — Грин напомнил отцу о перебежчиках, валом валивших в Республику.

— У нас тяжело жить, сын. Налоги, воинская и трудовая повинности. Иначе просто нельзя! Стоит нам расслабиться, как мы тут же проиграем! А вы там, за нашими спинами, пригрелись. Республика, демократия… а на деле — чистой воды анархия. Бардак! Каждый живет, как ему вздумается. Плевать на соседей, плевать на страну — лишь бы своя задница была в тепле. Поэтом-то вы и проиграли. У такого общественного строя нет будущего. Он слишком беззубый, беззащитный. Только вместе, только объединив усилия под единым руководством, общество может достичь успеха.

— Так почему бежали-то? — прервал словесный поток Грин.

— Неблагодарные людишки, они не ценят то, что мы для них делаем. Все ищут местечка получше, — отец стукнул по приборной панели кулаком.

— И что теперь с ними будет? Накажете? — спросил Грин.

— Да куда там, — махнул рукой отец. — Всех пострелять, работать будет некому. Ничего с ними не будет, не переживай.

— Понятно, вам люди нужны, — вспомнил Грин слова Вайнштейна.

— Конечно, нужны! Нам еще страну из руин поднимать, кем мы ее заселять будем? Другого народа у нас нет. Всем дело найдется, и вашим анархистам тоже.

— А что плохого в анархии?

— Хороший вопрос, сын. Главный недостаток анархии, как общественного строя, это ее неспособность аккумулировать энергию множества людей в нужных точках. Когда общество примитивно, вроде ваших хуторов, или как их там — Семей, это не так и важно. Как только возникает потребность создать что-то масштабное, что не под силу маленькой группе людей, такое общество буксует.

— Почему?