Весь следующий день до поздней ночи пришлось заниматься создаваемой Дмитрием Ивановичем сетью осведомителей. Зря я надеялся спихнуть всю рутину на следователя. Так уж получилось, что моя персона успела набрать неслабый вес у высшего света Топинска, а также у, казалось бы, полностью противоположной прослойки местного общества — шатунов. Как ни странно, но именно у этих категорий горожан фигура Бренникова не вызывала особого пиетета. Первые считали его всего лишь чрезмерно упрямым служакой, а вторые недолюбливали как назойливую и опасную ищейку. Так что в итоге у нас получился очень продуктивный тандем. Начала вырисовываться неплохая структура не то чтобы теневого, но, скажем так, сумеречного контроля Топинска.
В какой-то момент, когда затея начала требовать выбивавшихся из бюджета отдела средств, я задумался, нужно ли мне все это, но решил, что спокойная жизнь с крепкой почвой под ногами стоит любых затрат. Так что пришлось Кузьмичу отдать мне почти все китайское золото.
Не удалось мне встретиться с друзьями и на третий день, потому что ранним утром в городе начали происходить крайне неприятные события.
Тревожным сигналом, как обычно, стал звонок телефона.
— Силаев у аппарата, — ответил я, стряхивая сонную вялость.
— Игнат, — послышался встревоженный голос Лехи, — собирайся, у нас убийство. Знаешь улицу Горшечников?
— Это в Апрельском околотке?
— Да. Номер сорок три. Постарайся приехать как можно быстрее.
— Все так серьезно? — теперь уже напрягся и я.
— Более чем, — приглушенно заговорил мой друг. — Сатанисты. Матюхин со своей сворой уже там.
Да уж, чего только не водилось в нашем милом городке и его окрестностях, но сатанисты еще не встречались. Не было печали, так черти накачали, и, похоже, в прямом смысле этих слов.
Пока я звонил в штаб, а затем собирался по боевому варианту, Корней Васильевич успел подготовить паромобиль к выезду. Сонного Чижа я загнал обратно в постель.
Топинск лишь готовился к побудке. Солнце еще не поднялось, и приползший из Стылой Топи туман делал обстановку предельно зловещей. Свет фар с трудом справлялся с влажной взвесью, так что двигаться по улице приходилось осторожно.
У штаба особо не задержались. Дмитрий Иванович бодрячком заскочил на пассажирское место, а парочка недовольных жизнью казаков пустила своих скакунов в арьергарде нашей мини-колонны.
На улицу Горшечников мы выкатили уже при нормальной видимости, поэтому затор из колясок увидели издалека. Народу там собралось немало, и их нездоровая суета напрягала еще больше.
Сложности начались прямо с ходу. Два каких-то жлоба в гражданском преградили мне путь во двор, и быть бы скандалу, не присоединись к ним лощеный тип огненно-рыжей масти. Он также был одет в гражданское, но вел себя намного вежливее держиморд.
— Позвольте представиться, — с легкой насмешкой в голосе проговорил рыжий, чуть приподняв котелок, — коллежский асессор Матюхин Сергей Юрьевич.
— Титулярный советник Игнат Дормидонтович Силаев, — представился и я, стараясь не показывать своего раздражения.
— Честь имею, — лучезарно улыбнулся Матюхин, чем взбесил меня еще больше. — Мы уж заждались вас, Игнат Дормидонтович. Прошу пройти на место преступления.
Едва я шагнул вперед, как тут же пришлось остановиться.
— А вот ваши сопровождающие останутся здесь, — все еще вежливо, но категорично заявил чужак.
Пауза у нас вышла довольно зловещей. Было видно, что Матюхин сознательно нарывается на ссору. А это значит, что допустить ее нельзя ни в коем случае. Вокруг куча свидетелей, и они волей или неволей подтвердят, что приезжий чиновник вел себя подчеркнуто вежливо, а вот топинский видок сразу начал быковать. Даже к помощникам Матюхина не прицепишься — они просто выполняют приказ.
К тому же я и сам пока не видел необходимости тащить Бренникова на место преступления. Чем он способен помочь мне во время ритуала?
— Дмитрий Иванович, подождите меня здесь, — с трудом сдерживая ярость, попросил я следователя.
Что самое удивительное, Бренников был совершенно спокоен. Мало того, он смотрел на чужака с явной издевкой и брезгливостью.
Да уж, по совокупности двух жизней я старше Дмитрия Ивановича лет на тридцать, но все равно чувствую себя рядом с ним как мальчишка. То ли жизнь била следователя намного чаще и больнее, то ли на мне так сказывается переселение в юное тело.
Стряхнув с себя философское настроение, я решительно направился внутрь дома.
Да уж, колоритная картинка. Раньше мне доводилось видеть и более жуткие последствия умерщвления человека, но там брызги на стенах и кишки по полу являлись всего лишь результатом звериной ярости и безумия. Это, конечно, если не считать художеств профессора Нартова, но то особый случай. Здесь же поработал эдакий извращенный эстет, причем помешанный на оккультизме.
Ох, лучше бы ты, сволочь, для самореализации заборы похабщиной размалевывал…