Ценою крови

Раздался грохот и снова веселый смех.

— Ну вот, надо все сначала, месье, — послышался игривый голосок Одетты.

— Так что ты собираешься делать?

— Я? Я всего лишь его сестра. Что я могу?

— Он такой… неопытный, — как-то жалобно произнесла Селест. — Он ничего не замечает.

— Думаешь, он поверит, если ему мы об этом расскажем? — сухо осведомилась Солей.

— Ах, если бы Антуан здесь был! Он всегда его слушался…

— Антуана нет. А Франсуа, кстати, все это время без него вполне обходился, — Солей подавила желание заплакать, которое всегда возникало, когда она вспоминала о пропавших родственниках. — Не уверена, что, появись здесь Антуан, он опять стал бы главным. Но насчет Франсуа ты в одном права — он неопытный… с женщинами. А женщина ему нужна. Подруга…

Она вспомнила о Реми и испугалась за себя: сейчас разревется!

Селест помрачнела.

— Я понимаю. Каждому кто-то нужен, — она тоже посмотрела на занавеску. Неужели повесить полку — это такое забавное предприятие? — Антуана я потеряла навсегда. А с Франсуа у меня… так странно все…

— Ну а как? — мягко спросила Солей.

— Сама не знаю… Да нет, вроде знаю… Ты же помнишь, мы все с ними веселились, я была влюблена — то в одного, то в другого. А потом…

— Потом ты выбрала Антуана…

— А может быть, он меня выбрал. У Франсуа все только шуточки да шуточки. Даже никогда меня не поцеловал — не то, что Антуан… — ее голос смягчился. — А Франсуа такой добрый. Он так возился со мной… после Гран-Пре. Лапочка.

— Он же тебя любит! — сказала Солей прямо.

— Да что ты! Он бы о любой так же заботился. А тут вроде как невеста брата…

— Верно, но все-таки он тебя любит! И думаю, всегда любил, просто не хотел мешать вам с Антуаном.

Голос Селест был едва слышен.

— Ты ошибаешься, Солей! Он даже никогда не пытался обнять меня — разве только в шутку, да вот на волокушу клал и снимал. Правда, он никогда этого не показывал…

— Да потому что он уверен: ты все еще об Антуане думаешь, ты Антуана любишь. А как ты?..

Селест покраснела.

— Конечно, я думаю об Антуане, вспоминаю его. И маму с папой. И всех, — она задохнулась, перевела дыхание. — Но я, наверное, просто не знала, что такое любовь — такая, как между мужчиной и женщиной. Думала, что люблю Антуана, потому что мне с ним весело было, хорошо. Но теперь вижу: он был просто мальчишка, а я глупая девчонка. А Франсуа стал настоящим мужчиной. И знаешь, то, что я к нему чувствую, — это не то, что я чувствовала к Антуану.

— Если он тебе нужен, — произнесла Солей тоном умудренной жизнью замужней женщины, — так сделай кое-что?

— Что? — беспомощно спросила Селест.

— Скажи ему все.

— Сказать что? Что я его люблю? Солей, я не могу так! Он мне не дал ни малейшего повода подумать, что он ко мне так же относится. А что, если я ошибаюсь? Если он относится ко мне просто как… к сестре, другу…

— Он тебя любит! — настаивала Солей. — Что, думаешь, я не разбираюсь, в каком случае и как мужчина на женщину смотрит? — Голос у нее сорвался, она смахнула слезы с глаз. — Слушай, что я скажу!.. Да когда же они хихикать кончат?.. Если ты не хочешь, чтобы она Франсуа на себе женила или в постель затащила — а этого ведь тебе не хочется? — ты уж постарайся как-нибудь привлечь к себе его внимание, а то поздно будет!

— Но если он меня любит, он на ней не женится и… в постель к ней не полезет, — возразила Селест.

— Ну, знаешь, мужики, они иногда могут и переспать с бабой, на которой вовсе не собираются жениться, — поделилась с ней житейской мудростью Солей. — А потом и женятся! Селест, Бога ради!..

Тут ей пришлось замолчать: из-за занавески появились наконец двое голубков. Взгляд, которым их встретила ее подружка, о многом сказал Солей.

"Торопись, Селест, не медли!" — досказала она про себя.

50

Пребывание в доме гостеприимной вдовы становилось для Солей все более унизительным. Взгляды соседей были достаточно красноречивы. Наверняка они думают, что и они с Селест такие же. Со стороны женщин чувствовалось презрение, у мужчин были масляные, приценивающиеся рожи. В душе Солей поднималось возмущение против брата — как он мог поставить их в такое двусмысленное положение?

— Вот дурак! — взорвалась она однажды, когда Франсуа, увидев, как мадам Кормье тащит домой мешок с горохом, который она выменяла на добытое им мясо, выбежал ей навстречу — помочь. — Ребенок бы все понял, а он тут строит из себя…

Селест, уставшая за утро, прилегла.

— Ничего он не строит. Такой уж он, верит всему. Прямодушный, добрый.

Солей обожгла ее бешеным взглядом.

— Можно быть и добрым, но дураком. Я ему все скажу!

Селест виновато улыбнулась.

— Да он не поверит. А кроме того, что это даст? Последнего пристанища лишимся.

Гнев Солей сразу улетучился. И правда, оказаться на морозе, когда Селест едва-едва начала поправляться, еще кашель не прошел — это не лучшее решение. Да, надо держать язык за зубами. Пока что.