Ценою крови

Селест сжала зубы: не могла чуть попозже! Летит как бабочка: воздушная, легкая… Одетта умела как-то сразу отшивать любую женщину, когда нацеливалась на какого-то мужчину. Вот и сейчас, быстренько промолвив, ни к кому не обращаясь: "Надеюсь, не помешала", она вся сосредоточилась на Франсуа:

— Вы мне нужны, и срочно! Что-то застряло в трубе: птица залетела, или что, вся изба в дыму! Ума не приложу, что делать!

Франсуа поспешил за ней; Селест отстала. У дома ее встретила Солей, вся вымазанная сажей.

— Видать, правда, что-то случилось, — заметила Селест.

— Да, хотя подозреваю, что она на крышу залезла и что-то сама в трубу бросила. С нее станется. Нет, ты знаешь, я так больше не могу, я ее с каждым часом все больше ненавижу.

— Вот ведь привязалась к Франсуа! — лицо Селест выразило горечь. — Ни на минуту его оставить не хочет. Ну, как с такой женщиной бороться?

— Выход один. Не думаю, что она его уже успела в постель затащить. Так что давай…

Селест густо покраснела:

— Я не умею! Не знаю, как это!

Солей задорно скривила губки:

— Я тоже не знала, пока Реми не научил. Но научил неплохо, могу поделиться…

Из дома выскочила Одетта, махая фартуком, чтобы разогнать дым. Они ее даже не заметили.

— Ну и что я должна делать?

— Он тебя еще не целовал? Наверняка нет. После этого все бы пошло как по маслу… А ты сама его не можешь поцеловать?

— Ой, что ты!

— Не хочешь, что ли?

— Да нет, хочу, конечно, но… — она не договорила: если бы Франсуа хотел, он бы давно ее поцеловал.

— Он все еще воспринимает тебя как невесту Антуана, — сказала Солей, как будто читая ее мысли. — Тебе нужно его убедить, что у тебя это уже позади. Ну, прижмись к нему как-нибудь, коснись его, лучше губами, это очень здорово действует, правда… Тебе даже не нужно дальше ничего делать, просто дай ему тебя поцеловать. Увидишь, что будет.

— Думаешь, получится?

— Если нет, не стоит на него и время тратить, — решительно отрезала Солей. — И не откладывай. А то птичку уведут. Сегодня ночью. Буду храпеть вовсю, ты как будто с ним одна — и действуй, покажи, что не хуже баба, чем эта Одетта.

— Я в этом не уверена, — Селест еще больше покраснела.

— Не глупи! У тебя есть все, что и у нее…

— Но она знает, как это использовать!

— Ну, Франсуа в этом не очень разбирается, так что смелее!

— Если я так с ним, то он подумает, что я ничуть не лучше Одетты!

— Да ничего он не подумает! Мужчине иногда надо показать, что его хотят. Пусть думает, что это он тебя совратил. Сейчас все равно кюре нет — так что ждать, пока они появятся? Так до конца жизни прождать можно! Сегодня, Селест!

— Заходите! — крикнул Франсуа из-за плеча Одетты. — Мы ее вытащили, маленькая птичка была.

— Сегодня? — настойчиво повторила Солей.

Селест не ответила. Но она и не сказала "нет".

53

Реми шел и шел — он двигался на северо-запад. Идти надо было осторожно: как бы не напороться на засаду англичан, но мысли его вновь и вновь возвращались назад, к тому, чему он стал свидетелем в Гран-Пре.

Он пытался думать о самых простых, обыденных вещах — например, куда делись деньги, которые он оставил Солей. Но мысли опять возвращались к Солей — найдет ли он ее. Эти мысли, он понимал это, могут просто свести его с ума. Но он ничего не мог поделать с собой.

Отец Лаваль говорил ему в свое время, что верит в христианское чудо. И впрямь, разве чудеса не случаются каждый день: когда солнце всходит, когда ребенок рождается? А с ним? Он уцелел после схватки с медведем, пережил тюрьму, спасся с английского невольничьего судна… Но в то же время почему Бог оставил отца Лаваля, когда тот умирал в тюрьме? "Нет, нет, — пробормотал Реми сквозь сжатые зубы, — надо верить; и я буду верить, что найду Солей, пусть хоть всю жизнь искать буду. Я сам сотворю чудо, если будет нужно".

Обогнув форт Камберленд, который раньше был французским и назывался Бозежур, он благополучно миновал перешеек Шиньекто. Куда дальше? Быстрее всего добраться до устья Сент-Джона по воде, но у него нет лодки. Идти напрямую по побережью — немыслимо: там скалы, гигантские приливы, никаких троп. Значит, надо кружным путем — через Малый Кодьяк. Так Реми и сделал. Дымящихся руин прибавилось с тех пор, как он был здесь последний раз. Англичане совершают все более глубокие рейды. Хоть бы заимка де Витров уцелела; пожалуй, стоит зайти туда; при этом Реми, ощущая стыд, подумал, что за этим решением стоит не только беспокойство за новых друзей, но и желание подхарчиться.

Заимка уцелела, все были на месте, но новости сообщили неприятные.

— Симона взяли! Вот на, выпей! — один из братьев протянул ему бутылку коньяка и кружку. — И лодку его забрали, то есть не его, а братнину. Сидит теперь.

Угрызения совести превратились в настоящую муку. Симон ведь никогда бы не попал в лапы англичан, если бы не поплыл с ним так далеко — почти до самого Гран-Пре. Реми оглядел братьев; взгляд его остановился на младшем, кажется. Жозефом его звали.

— Ты знаешь расположение там, внутри форта? В тюрьму трудно прорваться?

Жозеф улыбнулся:

— Знаю, по крайности, снаружи. Я пойду с вами. Не боюсь англичан.