– Мисс Ни, наращивание потенциала не означает, что мы можем делать всё, что захотим.
– Я никогда не просила разрешения делать все, что захочу, доктор Новак. Но нам нужны русские, и нам нужны китайцы.
– Чтобы поймать убийцу? – спросил он, понизив голос.
– Серийного убийцу, – напомнила Мэй.
– Система…
– Доктор Новак. Даниель.
Ее тон оставался ровным. Никто в центре не связывался с Мэй. Мужчины уже знали – достаточно одного ее взгляда, чтобы в следующий раз, когда системе понадобится продвинутый алгоритм, что-то пойдет не так. «Гребаный придурок, – подумала она. – Ты когда-нибудь пытался выяснить, что такое прогностический алгоритм и что он на самом деле делает?»
– Пока что результаты системы указывают на кого-то, кто не является греком, – объяснила Мэй. Не в первый раз. – Сейчас на Миконосе находится около двухсот тысяч русских и китайцев.
– Ничего себе толпа! Я бы тоже с удовольствием поехал… Веришь, никогда там не был.
Новак имел жизнерадостный вид высокопоставленного европейского бюрократа с лицом, чуть порозовевшим от бокала хорошего вина. Возможно, он провел какое-то время в Департаменте статистики, но ему там, должно быть, просто показали лучшие рестораны в Брюсселе, Страсбурге и вот теперь в Сингапуре. Почему бы не добавить к списку Миконос?
– Это наша первая реальная попытка использовать систему многофакторного анализа, – продолжала Мэй. – Не симуляции и не антитеррор.
– В Европе терроризм – это реальность.
– Где Интерпол проводит свою следующую конференцию? – раздраженно спросила Мэй. – В Дамаске или на Миконосе?
– Мисс Ни, – ответил доктор Новак, очевидно поразмыслив минуту или две о перспективе выступить с основным докладом на такой конференции, – в последнее время вы становитесь слишком… политизированной.
Выйдя из его офиса, Мэй вернулась в привычный пейзаж: десятки экранов, макушки знакомых голов, набитых такими талантами, что никакая политика их не интересовала. Она глубоко, как только могла, вдохнула воздух свободы, заполнявший помещение с экранами и блоками питания, жужжащими вентиляторами, плывущими по рукам коробками с заказанной едой и несвежими энергетиками. «Вот почему я в Сингапуре».
– Мэй, развернем последнюю сборку?
Это был Янь, высокий долговязый парень с лицом ребенка. Он всегда стремился к большему, чем кто-либо из тех, кого она встречала, стремился решать нерешаемое. Обходясь без сна
Мэй это не беспокоило; он проделывал потрясающую работу с MANU – если только мог вспомнить, в какой день цикла отрубился и какую проблему решал в тот день.
«Черт, – подумала она. – Теперь мы не увидим его до октября!»
– Держись! – сказала Мэй, понимая, как ему тяжело.
– Ничего не изменится, – угрюмо сказал он, следуя за ней по узким, переполненным офисам.
– Все меняется, когда в выборку попадаем мы, азиаты.
– О, мы люди хорошие, – согласился Янь. – Назови хоть одного китайского серийного убийцу.
Но Мэй только улыбнулась. Она уже достаточно занималась политикой для одного дня.
44
Для профессора Новака проблема заключалась не в российско-китайских пакетах данных и не в алгоритмах его сотрудников. Все дело было в том, как скажется на нем неудача, как низко он упадет. Комплекс шел на большой риск, поднимая руку в аудитории, полной слушателей, плохо подготовленных к восприятию реальности. Вероятности могли выявлять преступления, но не указывать на преступников – по крайней мере, ясно и определенно. Ответственные политики понимали это, но они были не одиноки. Первоклассные выпускники лучших универов, ожидавшие, что получат работу в ультрасовременном храме технологий, взятом прямо из фантастического фильма «Особое мнение» – полная виртуальность, квантовая механика, строго засекреченные алгоритмы, управляющие миллионами правил, – сталкивались на входе с мисс Ни, которая полностью игнорировала их, и мисс Ли, секретаршей-малазийкой в вечно грязном платье, которая выдавала им пин-код к «Виндоуз» и желала удачи. Система, созданная Ману с его подругой-китаянкой и еще парой человек, имела новаторскую архитектуру, но в информационном мире все зависит от данных. Их приходилось выпрашивать, и они всегда приходили в неправильном формате. Когда кто-то из Комиссии после долгих усилий наконец убедил Менло-Парк создать новые частные конечные точки и интерфейсы, разверзся ад. Приватность! Право на забвение! Общий регламент по защите данных! Все потому, что Интерпол как организация контролировался Европой. Новак выбивался из сил, убеждая свое начальство в том, что их данные в полной безопасности.
– Этих ребят интересует только одно – вероятности, – говорил он.