Цепи рая

Свобода породила вопросы. Теперь на свободу обрушились ответы, которых она даже не просила. Свобода породила язык. История за историей – так строились маленькие вавилонские башни. Но теперь заключенные на каждом уровне говорят только на одном языке. Оборванцы-рабы, провозглашающие Откровением все, что шепчет им с самого верха некая квантовая полость, которую невозможно открыть, если она продолжает работать. И в подвале, среди криков, рожденных тем же шепотом, ты съеживаешься от страха. Под грудой одеял, принадлежащих другим, ты пожертвовал свободой ради тепла. Ты закрываешь глаза, забываясь.

Свобода – всего лишь воспоминание.

Но я помню. Я помню, что главный путь к свободе – это любовь. Я становлюсь любовью. Здесь, с моей возлюбленной. Она здесь, на этой лодке, со мной, и мы идем на сорока узлах. Турция где-то впереди. Медовый месяц в той самой точке, где восходит солнце.

Грядет смятенная эпоха, и снова встанет Вопрос – кто ты?

* * *

В трех милях от берега Франц Хансен заметил серые корпуса двух быстроходных катеров береговой охраны. Вертолет, поднявшийся с острова час назад, догонял его.

Убегая с острова, он оставил Маноса Ману в полуобморочном, полубредовом состоянии. По грунтовой дороге к дому подъезжал автомобиль. С противоположной стороны приближался другой. Довести дело до конца не хватило времени. Лебедку он оставил включенной, и она должна была выполнить свою работу – удушить Маноса. Прибираться тоже было некогда. Да и ни к чему. Он также не успел достать ключи из бассейна и отыскать Лиз Уилл.

Времени хватило только для побега.

В заборе имелась дверца поменьше, выходящая прямо к бухте. Он взвалил на спину тело Лены, взяв ее буй и еще один – свой, последний. Спустился к воде. Включил мотор. Привязал к себе буй. И взял курс в открытое море. Наверху какие-то люди ломали ворота.

Времени у него было предостаточно.

Так или иначе он будет свободен.

Он. Она.

Сжав рулевое колесо, Хансен оглянулся. Там, где раньше лежали Билл Кейси, Дженна Уилл и Уилла Кендалл, теперь лежала обнаженная Лена Сидерис. Мертвая. С пропущенной через нее цепью.

Все пошло не так, ужасно неправильно. Или, может быть, совершенно правильно.

– Полиция! Доктор Хансен! Заглушите двигатель! Остановитесь! Сейчас же!

Над головой оглушительно рокотал вертолет. Хансен заложил вираж.

И остановился.

Море было спокойным, как лужа крови. Хансен подтащил тело Лены к поручням.

– Стоять! Ничего не делать!

Он поднял руки. Лопасти винта мерно рубили воздух.

Резким движением Хансен столкнул тело Лены за борт. Затем якорь. Цепочка размоталась, натянулась и потащила тело вниз. И почти сразу ее прекрасное лицо исчезло в глубине.

Его это ничуть не шокировало. Он снова поднял руки, как бы говоря: «Да! Это я!»

Полицейские в вертолете не знали, что делать. Застрелить? А можно ли? В самом деле?

Уже не обращая на них внимания, Хансен бросил за борт еще один якорь. Цепочка была прикреплена к веревке, завязанной на его лодыжке. Веревка разматывалась, казалось, бесконечно долго. На другом ее конце был буй. Он встал на борт, как будто с намерением сдаться полиции. «Я признаюсь…» И прыгнул. Веревка потянула его за ногу вниз.

Как быстро… И как глубоко… Дна не было видно. Снизу, словно из открывшегося центра Земли, поднималась сверкающая синева. Хансен вдохнул ее полной грудью.

Он видел глаза своих жертв. Они не просили пощады, а вместо этого надеялись на свободу.

Он боролся за жизнь. За свободу. В этом заключалось его наследие. Он был рад.

Синева как-то быстро потемнела, и он увидел дно. Такое заурядное… Два валуна и бесконечный песок. Ничего больше и не требовалось. В этой заурядности и обыденности он мог начать сначала.

В груди сильно пульсировало. Хансен поднял глаза. Веревки оказалось более чем достаточно. Далеко вверху покачивался буй. Белый. С коротким посланием – «FREE».

83

Где-то играли дети.

Манос не мог бы сказать, что это за игра, но по их голосам понял – она идет всерьез.

Кто-то выигрывал, но те, кто проигрывал, не сдавались. Он попытался открыть глаза, но кто-то склонился над ним.

– Мистер Ману! Манос!