Цепной пес самодержавия (СИ)

— Почему брату? Гм. Лучше расскажи, как все произошло. Только кратко.

— Кратко?, — он какое-то время смотрел мимо меня отсутствующим взглядом, видно собираясь с силами. Семейные трагедии больно ранят сердце и душу, оставляя на них грубые, рваные раны, которые не заживают долгие годы. Люди стараются не бередить их, держа в глубине себя, за семью печатями. — Хорошо. Сестра была на последнем курсе, когда встретила этого подлеца, который закружил ей голову. Рестораны. Шампанское. Галантное ухаживание. Она, наивная дурочка, повелась на сказку о любви с первого взгляда, а потом была… спальня, а спустя уже два месяца он ее бросил. Она сделала попытку покончить с собой и тогда обо все узнали родители, а потом и брат. Он — не я, но поступил как настоящий мужчина. Найдя этого мерзавца, при свидетелях назвал его подлецом и потребовал извинений, тогда эта сволочь вызвала его на дуэль. Гришка пистолета в руках никогда не держал. Два раза перед дуэлью сходил в тир для тренировки, а потом пошел стреляться. Представляешь? Полтора месяца с простреленной грудью он лежал в больнице. С трудом выжил. Пока он лежал, родители подали бумаги в полицию, по месту службы этого сукина сына и прошение императору. Видно где-то что-то сработало, потому что от его семейства пришли и предложили деньги. И родителям, скрепя сердцем, пришлось их взять. Гришка только-только начал выздоравливать, а Татьяна, узнав о брате, опять попала в больницу. Я родителей не виню. Дело замяли, этого мерзавца вышвырнули из гвардии и перевели в простой кавалерийский полк.

— Кто он?

— Поручик Бахметьев-Кречинский.

— О, как! Старый знакомый.

— Откуда?!

— Какая разница! Важно другое: у нас с ним есть один неразрешенный спор. При этом скажу тебе, Валера: этот мерзавец не достоин дуэли,… зато вполне созрел для виселицы.

— Нет! Я не пойду в полицию, и не буду писать прошение государю! Я просто убью его! Застрелю, как бешеного пса!

— Он хладнокровный и опытный стрелок, Валера, а ты весь на нервах. Так может я…

— Нет! Не отомстив лично, я покрою себя позором, а если погибну, так позор мне уже не страшен будет!

— В таком случае, если ты его не убьешь, я это сделаю с превеликим удовольствием.

Не знаю, что Волин услышал в моих словах, но, несмотря на свое состояние, он удивленно посмотрел на меня, словно видел впервые и сказал:

— Ты меня прости, но тот, кто сейчас сидит напротив меня и Сережа Богуславский, которого мне когда-то довелось знать, совершенно разные люди. Он был большим, сильным, храбрым, но в глубине души очень мягким и добрым человеком. Твои слова не наигрыш. Ты сейчас говорил, то, что думал. Я это чувствую. Ты…

— Об этом мы можем поговорить и потом, если будет желание, Валера.

— Ты прав. Идем.

Мы столкнулись с графом, когда он выходил из офицерского клуба, в компании двух офицеров. Его довольное выражение лицо сползло при виде меня, но он взял себя в руки и, криво усмехнувшись, спросил: — Что привело к нам господина Богуславского, новоявленного старца нашего государя?

Я не успел ничего сказать, как Волин сделал шаг вперед и, вперив в него взгляд, полный ненависти, сказал: — Вам ничего не говорит имя Татьяны Волиной, поручик?

Лицо поручика передернулось, тело напряглось.

— Вам какое до этого дело, капитан?

— Она моя сестра!

— И что вы хотите?

— Я вызываю тебя на дуэль, мерзавец!, — с этими словами Волин снял перчатку и кинул ее с силой в лицо графа.

Глаза поручика вспыхнули от дикой злобы, а лицо перекосила гримаса, но он почти сразу взять себя в руки и уже спокойным тоном обратился к офицерам, которые стояли рядом с ним, удивленно наблюдая за неожиданно разгоревшейся ссорой: — Господа! Как вы видите, меня вызвали на дуэль. Готовы ли вы стать моими секундантами?

— Извините, граф, но нам сначала хотелось бы знать, в чем собственно дело?, — спросил его штабс-капитан.

— Оскорбления вам мало, капитан?

— Мало, граф. Особенно, если идет речь о чести девушки.

Бахметьев — Кречинский скривился, словно надкусил лимон, и сказал: — Я, кажется, немного поторопился, предложив вам стать моими секундантами. Забудьте, господа о моей просьбе. Прощайте.

Штабс-капитан и поручик — гвардеец, молча и холодно, откозыряли и ушли, не оглядываясь. Я посмотрел им вслед, затем повернулся к графу: — Какая же ты наглая сволочь, Бахметьев и как тебя еще,… а вспомнил, Кретин…ский.

Лицо графа сначала побледнело, а затем пошло красными пятнами. Он смотрел на меня бешеными глазами, раздувая ноздри, но не сделал, ни одного движения и только процедил сквозь зубы: — Ты мне жизнью ответишь за это, Богуславский.

— Да ну?, — делано удивился я. — И как? Подстережешь ночью и в спину выстрелишь?

Волин до этого, молча и хмуро, наблюдавший за разговором, наконец, не выдержал: — Сергей, это недопустимо так оскорблять офицера. Пусть мужики подобным образом выясняют отношения, а ты…

— Как скажете, господин капитан. Замолкаю, дав вам возможность продолжить вашу "интеллигентную" беседу.