Церковный суд на Руси XI–XIV веков. Исторический и правовой аспекты

В летописном сообщении, перечисляющем вины епископа Феодора, сохранилось упоминание о расправах, совершавшихся архиереем над духовенством Ростовской земли. Во второй половине XII и первой трети XIII вв. летописцы крайне редко жаловали древнерусских архиереев добрыми словами. Даже при том, что некоторые из русских архипастырей описываемой эпохи оставили о себе добрую память миротворцев, канонистов и книжников, большая часть из них заслужила незавидные характеристики и дурную славу. В беспрецедентном по своей теплоте и полноте чувств в отношении почившего посмертном слове о ростовском епископе Пахомии (†1216) книжник, удрученный смертью своего святителя, тем не менее оставил крайне нелицеприятную характеристику древнерусскому епископату в целом[494].

С середины XII в. по мере возвышения роли городов и расширения политической автономии земель произошло и упрочения положения епископов в системе власти. Одним из побочных последствий происходивших перемен стал не только рост политической и административно-канонической активности святителей, но и рост числа совершавшихся ими злоупотреблений. Архипастырей регулярно обвиняют в политических интригах[495]

, в материальных злоупотреблениях в виде поборов, в симонии[496], в жестоком неправосудии[497]

. Правда, далеко не всегда можно согласиться с этими обвинениями. Порой недоразумения и обиды возникали по одной простой причине – несоответствию канонических норм Церкви представлениям о должном и об идеалах христианства в самой русской среде.

Например, вносившиеся за рукоположения средства оговаривались нормами 3 главы 123 Новеллы императора Юстиниана[498]. Правда, в условиях Руси ожидавшаяся от ставленника сумма виделась неподъемной. Аналогичные проблемы возникали, когда дело касалось участия архиереев в управлении церковным имуществом. Так, несправедливо был осужден ростовский епископ Кирилл (1228), обвиненный в том, что передал часть архиерейских богатств в Дмитриев монастырь, в который в последующем удалился на покой[499]

. Между тем, византийские церковно-правовые нормы педантично и аккуратно регламентировали права, обязанности и налагавшиеся на архипастыря ограничения в области обладания и распоряжения имуществом[500]. Более того, 41 Апостольское правило предоставило епископу всю полноту прав распоряжения деньгами и имуществом в интересах вверенной ему Церкви[501]

. Таким образом, претензии горожан к ушедшему с кафедры иерарху противоречили церковным правилам.

Ситуация, сложившаяся вокруг Феодорца, видится сложной. Во-первых, о совершаемых им «насилиях» стало известно из обвинительного приговора. Во-вторых, стараниями книжников образ епископа Феодора Владимирского был демонизирован, а его заслуги в прославлении Ростовских святых, насаждении сугубого почитания Владимирской Пресвятой Богородицы и укрепления церковной организации почти не отмечены современниками, найдя отражение лишь в трудах позднейших историков[502]. Все перечисленное позволяет говорить о том, что летописные сообщения о Феодорце обладают нескрываемой тенденциозностью. Тем не менее, обвинения имели под собой основу, что, впрочем, не означает, что Феодор был причастен ко всему, в чем его в последующем обвинили. Однако, в данном случае интересно иное. Перечень этих обличений, позволяет реконструировать комплекс судебных прав, каким был наделен владимирский архиерей.

Главный комплекс обвинений формировался вокруг жестоких судебных расправ, какие епископ Феодор совершил в Ростове. Судя по сообщению обвинительного приговора, при наказании горожан и духовенства Феодор прибег к шагам, последствия которых имели в условиях русского Средневековья самые негативные последствия. Очевидно, что епископ Феодор совершал суды, решения которых были в дальнейшем пересмотрены в Киеве. Впрочем, нельзя исключать того, что размах расправ был преувеличен.