Цикл «Аратта»

— Так это еще хуже, — заметил Хаста, выныривая из-за спин опасливо приближающихся следопытов. — Чем старше шаман, тем он сильнее. Я слыхал байки о ветхой старушке, одержимой духом медведя-шатуна. Бабка сама едва доползала от лежанки до отхожего места. Но когда в нее входил зверь…

— У меня тут, если позволите, есть веревка, сплетенная из крапивы, — сообщил один из охотников. — Отличная веревка, крепкая! А главное — лучше ее нет против всяческой зловредной нечисти. Если надо кого связать и он попробует зверем оборотиться — от этой веревки ему не поздоровится. Будто огнем обожжет!

Прочие следопыты шумно поддержали его, глядя на мирно спящего старичка с откровенным ужасом. Слышались голоса, предлагающие оставить его на дороге и бежать из лесу без оглядки.

Между тем Ширам продолжал добывать нападавшего из его удивительной брони, будто мясо из рачьего хвоста. Хозяин одеяния оказался невысоким, щуплым и неказистым. Ширам поморщился.

"Пожалуй, я мог бы сломать ему шею двумя пальцами! А вот теперь начнут рассказывать, как я бился с этим заморышем и едва спасся. Когда б не Аоранг…"

Саарсан невольно метнул недобрый взгляд на улыбающегося мохнача. И зачем только он влез?

— Ты бы собрал своих охотников, а то они уже, верно, до опушки добежали. И уйми их, не то еще подобных лесных духов разбудят.

— Не разбудят. Таких тут поблизости больше нет. Я чую. — Аоранг шумно потянул воздух носом. — А вернуть надо, а то вдруг зашибся кто…

Мохнач собрался было идти, но вдруг повернулся, будто прочитав мысли Ширама:

— Только ты его не убивай. Нам с ним еще потолковать надо.

— Волки бы с ним лучше потолковали, — недовольно процедил Ширам. — И другим сородичам его острастка не помешала бы. Зачем нам этот старик? Ну да ладно, будь по-твоему. Ты его сбил — значит он твоя добыча. А я бы лучше побеседовал с саконом. Что же он все-таки делал в этом лесу, когда за ним погнался шаман-оборотень?

— Я думаю, он караулил дорогу, — сказал Аюр. — Уверен, это разбойник!

— Но почему сакон? Почему не бьяр, не арий?

— Так он, должно быть, и не слыхал, что здесь про́клятый лес, — разумно ответил царевич. — Он же чужак, откуда ему знать про кереметь?

— И верно, — кивнул Ширам, у которого в мыслях все сразу сложилось воедино. — Потому и пошел сюда, что не знал. Но кто-то же послал его сторожить эту дорогу. И уж точно их интересовали не здешние белки и барсуки…

Глава 2. В тайном саду

Ветви кустарника, щедро украшенные ярко-алыми цветами кровохлебки, тянулись к Аюне, будто желая обнять ее. Но царевна лишь осторожно поглаживала лепесток, вдыхая аромат и думая о своем. Несколько дней тому назад примчавшийся в столицу гонец сообщил радостную весть — ее любимый младший брат Аюр избежал всех опасностей и благополучно возвращается в отчий дом. И, о радость! — царевича нашел и спас Аоранг. С трудно скрываемой гордостью она выслушивала рассказ гонца о том, как воспитанник Тулума лично вытащил наследника престола из ужасной расщелины.

Но следующее известие вдруг болезненно обожгло ее. Из всего отряда, отправившегося на Великую Охоту вместе с ее братом, уцелели только какой-то пронырливый жрец — и ее нареченный Ширам. Когда его имя прозвучало в зале, где они вместе с отцом слушали вестника, у нее вдруг тоскливо заныло сердце. Нет, она не хотела саарсану смерти — она просто желала, чтобы он не возвращался. Чтоб исчез, сгинул, чтобы того обручения и вовсе не было! В тот миг Аюна ясно поняла, что не желает становиться женой саарсана накхов. Ни за что!

"Может, пойти к отцу и все рассказать?" — подумала она.

Конечно же, он будет злиться, но все же наверняка простит ее.

"Я дочь Солнца — а Ширам пусть и ловкий воин, но все равно чужак и мне не ровня. Какой-то там накх…"

Царская дочь отлично понимала, что глава двенадцати великих родов Накхарана — вовсе не какой-то накх и что если отец решил выдать ее замуж, не спросив ее согласия, то у него были на то веские причины. Но все внутри ее бунтовало против отцовского выбора. И сейчас в ней нарастала решимость бороться за право следовать зову сердца.

До недавнего времени она и сама не знала, как назвать то, что она чувствует к Аорангу. Праздное любопытство к ученому мохначу быстро переросло в задушевную дружбу — как ей до недавнего времени казалось. Но после того как вместе им довелось спасти маленького саблезубца и потом, когда Аоранг чудом вернул ей воспоминания, изгнанные давними страхами, — Аюна почувствовала, что между ними возникло нечто куда более сильное, глубокое и значительное, чем просто взаимная приязнь. Каким-то непостижимым образом удивительный мохнач стал ей ближе всех родных, и после его отъезда на Змеиный Язык все ее мысли были только о нем.