Цикл «Аратта»

Чуть ниже изваяны в камне и ярко раскрашены Святые Огни — семь великих небесных сущностей, таких как Премудрость, Вера и другие непреложные истины.

Под ними статуи поменьше — Святые Искры, семьдесят семь праведных душ, что и после смерти продолжают творить добро во славу Исвархи.

Ниже ими попирается сам царь злых дивов Храваш и его храштры — всяческая нечисть, что любит вселяться в кусачих пауков, мух, ос, змей и многоножек.

Только прародитель всей этой нечисти, Первородный Змей, не удостоился чести быть вырезанным в камне на воротах храма. Лишь дважды в год, во время летнего и зимнего солнцеворота, его чучело торжественно сжигается на костре посреди просторной, вымощенной белым камнем площади.

Хаста радостно глядел на золотые врата, на раскрашенные фигуры Святых Огней и страшных многоножек. Вот он, родной дом! За свою жизнь у рыжего жреца были сотни случайных обиталищ, но лишь здесь о нем кто-то заботился, здесь он был кому-то нужен…

Он невольно ускорил шаг, устремляясь в крикливую толпу, которая невесть почему скопилась перед внешними вратами, ведущими в просторный внутренний двор. Врата эти охраняли огромные изваяния праведных дивов с огненными мечами, являя плохим, неправедным дивам пример того, что даже буйные дети дикого пламени могут не враждовать с Исвархой, а с радостью служить ему.

Но, протолкнувшись вперед, Хаста резко сбавил шаг, а потом и вовсе укрылся за чьей-то могучей спиной. Сегодня вход в храм охраняли не только дивы!

У ворот, внимательно вглядываясь в лица каждого, кто пытался пройти внутрь, прохаживались люди в доспехах. Хаста, как ни силился, не мог разглядеть знаков на их плащах. Но одно было ясно — это была не храмовая стража.

Глава 8. Мятежник

Всадник на караковом жеребце промчался по главной улице Верхнего города, заставляя прохожих шарахаться к стенам домов. И в обычное время никто особо не желал сталкиваться с накхом, а уж тем более с конным воином, летящим во весь опор. Не многие прохожие успели заметить замотанную в темный плащ ношу, перекинутую поперек седла знатного воина. Если бы у них было чуть больше времени, чтобы разглядеть его добычу, они, возможно, подняли бы крик. Но всадник мчался чересчур быстро, и никто из разбегавшихся прохожих не узнал младшую дочь солнцеликого государя.

Свернув в проулок, ведущий к входу в угловатый дом-крепость накхов, Ширам быстро спешился и, вскинув царевну на плечо, сделал знак караульным опустить мостки. Мармар встретил его у входа.

— Кто это, брат? — удивленно глядя на девушку, спросил он.

— Моя будущая жена.

Мармар вгляделся в лицо похищенной и отшатнулся.

— Царевна Аюна? — ошеломленно уточнил он.

— Да, она самая. Дочь повелителя, — с раздражением подтвердил Ширам. — Пропусти меня. Я намерен перенести ее в сад.

— Но почему… — недоуменно выдавил саардас. — Почему она здесь? Что ты с ней делаешь?

— Государь обещал мне ее. Значит, она моя. Я выполнил то, что он мне поручил! — Ширам возвысил голос. — Я рисковал жизнью столько раз, что в конце концов смерть уже просто отмахивалась от меня! И вот сегодня государь мне в глаза объявил, что я мятежник! Что я убил его людей и заодно с теми заговорщиками, головы которых скучают по своим телам там, внизу. — Он повел подбородком, указывая в сторону городских ворот.

Мармар побледнел:

— Но то, что ты делаешь сейчас, — и впрямь измена.

— Я забрал свое. — Саарсан шагнул вперед, мимо Мармара, который молча посторонился, и, не останавливаясь, прошел во внутренний сад крепости накхов. — В чем же ты тут увидел измену?

— Похищение дочери государя, по-твоему, не мятеж?

— Ну что ты, брат! Я лишь оправдываю ожидания повелителя, — съязвил Ширам. — И забираю свою законную собственность.

— Ты не смеешь этого делать! — Саардас нахмурился и заложил пальцы рук за широкий кушак с острыми бронзовыми наконечниками, свисавшими на длинных кистях.

— Да ну! Я уже сделал это. Но ты, брат, должно быть, забыл, — продолжал Ширам, поворачиваясь к нему, — что договор, который некогда заключили саары двенадцати великих родов с предком нынешнего государя, ясно гласил: верность и доблесть в обмен на справедливость и благоволение. И до сего дня никто не пытался нарушить этот уговор. Никогда и ни разу! А сегодня Ардван, должно быть упившись крови казненных заговорщиков, пожелал забыть о справедливости. Но я не пес, которого можно пнуть ногой, чтобы сорвать дурное настроение! Я — саарсан накхов! А поскольку палка всегда о двух концах, то я здесь. И она тоже здесь. — Ширам тряхнул замотанную в темный накхский плащ девушку и положил ее на каменную скамью на берегу рукотворного пруда.

— Что ты с ней сделал? — тихо, будто через силу, спросил Мармар.

— Ничего. Слегка придушил, чтобы не орала.

Мармар поглядел на него с ужасом.

— Ты понимаешь, что натворил? — все так же тихо проговорил он. — Теперь все накхи, что служат нашему повелителю, будут считаться мятежниками! Я дал тебе убежище, и наши законы не позволили бы тебя выдать, даже если бы ты был не саарсаном, а обычным гостем…