В этот миг Хаста принял решение — немедленно отправиться к верховному жрецу и, буде он не в государевой тюрьме, подробно описать ему все случившееся. Святейший Тулум должен об этом узнать — и свидетель молчать не станет!
— Да, пойдемте, — еле слышно прозвучал голос вельможи. — Обопритесь о мою руку, учитель…
— Вот это да, — чуть слышно прошептал Хаста, когда неведомый вельможа и оба его сопровождающих скрылись из садового домика. — Спасаясь от мух, я угодил прямо в осиное гнездо!
Шаги стихли. Хаста, рискуя быть замеченным, осторожно свесился с балки. Но сколько ни пытался он разглядеть уходящих, видны были только нижний край длинного, расшитого золотыми нитями плаща царедворца да простые кожаные сандалии жреца, привязанные парой длинных ремешков крест-накрест под самые колени. Такие обычно носили гонцы и военные слуги, следующие за знатными всадниками в бою.
Хаста жадно всматривался, стараясь запомнить каждую примету, что-то необычное, по чему можно будет потом опознать заговорщиков. Пожалуй, ни одной броской зацепки… Впрочем, нет — цвет жреческого одеяния! В столице никто, кроме последних нищих, не наденет накидку столь грубого оттенка — тусклого, почти бурого. Такую одежду обычно носят далеко от этих мест, на севере, — вываривают ее с луковой шелухой. А что делать, если красителя получше там не сыскать? Северяне всегда были небогаты, а в последние годы обнищали окончательно. По всему выходило, что старый жрец прибыл с севера. Да он и сам упомянул, что ехал через Бьярму. Откуда? Только из Белазоры, главного города полночных земель на берегу Змеева моря, где находится великий и древний, почитаемый всеми Северный храм — второй по значению в Аратте.
"Кто же, интересно знать, из моих земляков пожаловал сюда? Возможно ли поверить, что заговор против Ардвана зародился среди жрецов Полночного Солнца? Что могло подвигнуть северных служителей Исвархи, день и ночь занятых попытками вымолить у Господа милость к своей несчастной земле, поднять голову к небу и пожелать земному Солнцу затмения?"
Хаста снова вспомнил грубую накидку и усомнился в своей наблюдательности. Разве смог бы нищий жрец из земель, где собственный огород в сотню локтей уже считается поместьем, подняться до столичных дворцов? Да такого жалкого старичка из чужедальних мест, пусть даже и красноречивого, не пустили бы дальше ворот Верхнего города!
Огнехранитель вспомнил, как тот одним словом заставил стражей сгореть заживо, и содрогнулся. Кто знает, на что еще способен этот страшный старец? Какие силы за ним стоят?
Как бы то ни было, следует поскорее сообщить святейшему Тулуму обо всем услышанном и увиденном.
Хаста выждал еще какое-то время, прислушался, не бродит ли кто-нибудь по саду, и, убедившись, что все тихо, быстро соскользнул с балки вниз.
Путь до ограды не занял у него много времени. Но едва Хаста приготовился подпрыгнуть и уцепиться за ее верхний край, как по ту сторону стены послышалось бряцание оружия и шаги нескольких человек.
"Должно быть, стража возвращается! Наверно, кто-то слышал крики и доложил, или те спохватились, что воины долго не возвращаются… Поспешил!"
Он не успел ничего придумать, как за стеной послышались голоса.
— Куда это вы? — спрашивал кто-то.
— К крепости накхов, — с неохотой отвечал ему собеседник. — Там накхи восстали.
— Что?! Как — восстали?
— Да кто их знает! Примчался гонец из дворца. Требует всех, кто имеет в городе боевых слуг, немедленно прислать их к воротам. Ну хозяин-то тоже не дурак — ежели накхи восстали, то смысла их из крепости выкуривать или выбивать никакого. Сказывают, они, пока там сидели, всю гору тайными ходами изрыли. Мы их туда ловить пойдем, а они откуда ни возьмись посреди нашего двора вылезут! Как же тут дом без охраны оставить? Вот хозяин нас четверых и послал — мол, сколько может, — а прочих дома оставил… Да и другие, я уверен, так же сделают. Ладно, время идти…
Хаста старался не дышать, чтобы не привлекать к себе внимания. Значит, вот как! Похоже, на Ширама сейчас надеяться не стоит. Ему самому готовы накинуть на горло петлю.
Да что же вообще происходит в столице?
Он прижался лбом к холодному камню стены, желая унять чересчур громко бьющееся сердце. В любом случае надо пробраться в храм. И сообщить Тулуму обо всем услышанном.
Дождавшись, когда шаги стихнут, Хаста перебрался через стену и перебежками, прячась за буйными зарослями винограда, увивавшими изгороди, направился в сторону величественного здания, блиставшего золотым куполом так, что было видно за полдня пути.
За распахнутыми настежь высокими воротами взорам открывался почти нестерпимо великолепный главный вход в храм Солнца. Он должен был воплотить для верующих представление о Доме Песен — небесной обители Исвархи.
Наверху, над распахнутыми дверями храма, — золотой диск солнца, сияющий, словно царский венец с двенадцатью лучами, ибо именно в таком облике является простым людям господь Исварха, а прочего им знать незачем.