— Он говорит — братья устали и хотят пить, — перевел Хаста, сидевший на другом мамонте.
Жрец был бледен — в ушах у него все еще стояли звуки ударов и крики жертв. Остальные уцелевшие арии выглядели не лучше. Аюр в ужасе глядел то на Ширама, то озирался назад. В руках у него был лук и стрела, но от неожиданности он даже не успел воспользоваться ими. Двое уцелевших молодых охотников, которые ухитрились на бегу взобраться на вьючного мамонта, сидели на тюках, вцепившись в шерсть, и ошеломленно молчали.
— Скажи ему, что сейчас не время отдыхать, — велел Ширам, который единственный, кроме мохначей, сохранил самообладание. — За нами может быть погоня!
— Братья хотят пить, — повторил Умги, к большому удивлению накха, на искаженном, но вполне понятном языке Аратты. — Спускаться надо.
Он будто стек по спине огромного зверя на землю и, нимало не заботясь о том, что Ширам и молодой царевич еще наверху, стал развязывать узлы длинных кожаных ремней, удерживавших на спине мамонта легкую резную башенку.
— Ты что делаешь? — возмутился Ширам, в мгновение оказываясь рядом с дикарем.
— Это ваше, — не глядя на него, ответил Умги. — Нам не надо. Мамонт — мой. Он мой брат. Воду пить и обратно идти.
— Стой! — Накх ухватил мохнача за длинные космы. — Ты что это задумал?
Над его головой тут же мелькнул свернутый в кольцо хобот. Еще миг — и он выпрямится, сбивая с ног обидчика. А затем… Ширам знал, что может статься, если этакая шерстяная гора наступит на человека.
— Что ты задумал? — повторил он куда мягче, отпуская нечесаные патлы вожака погонщиков и еле сдерживаясь, чтобы не всадить ему в брюхо кинжал.
Подлый мохнач! Ширам изо всех сил пытался подавить в себе ярость. Так, значит, все это время он прикидывался, что не знает языка ариев, а сам следил за ним и слушал их разговоры? Может, мохначи все тайно владеют человеческим языком? Чего он еще о них не знает?!
— Мы не воевать с лосиным народом. Мы не любить их, — холодно глядя на него, сообщил мохнач. — Только медвежьи люди — враги.
Он махнул рукой на полночь.
— Постой! — У Ширама перехватило дыхание. — Вы что же, знали о медвежьих людях?
— Мой дед туда ходить — много наших полегло, — безразлично ответил Умги. — Теперь и ваших много. Медвежьи люди убивать всех.
— Что же ты не рассказал об этой земле?!
— Мы не хотеть идти, — напомнил мохнач, продолжая развязывать узлы. — Ты сказал — надо. А сейчас мы все идти назад — к лосиным людям.
— Повтори, что ты сказал!
Ширам было подступил вплотную к мохначу, но хобот вновь взвился над его головой.
— Мы убили ингри. Братья потоптали их. Они не хотеть. Теперь им плохо. — Умги похлопал косматый бок своего побратима. — Он весь болит. Мы идем к ингри говорить, что не хотеть убивать их.
— Но ты подрядился доставить нас в обе стороны!
Дикарь кивнул.
— Вас тут оставлять, мы идти к ингри. Когда снова пойдем, вы тут стоять, мы забирать.
— И когда же ты пойдешь обратно?
Умги поглядел на него задумчиво, пытаясь подобрать слова, описывающие неопределенно долгий срок — значительно более длительный, чем подвластные ему три дня.
— Снег придет, земля станет.
— Но до снега еще долго!
— Братьям плохо. Им много ходить и кушать.
Легкая башенка качнулась и съехала набок. Аюр, который сверху с недоумением наблюдал за беседой, едва не выпал из нее, но все же успел схватиться рукой за золоченый столбик и неловко спрыгнуть на землю. Его подхватил Хаста, который спустился вниз сразу, как только понял, к чему клонится дело.
— Вы свое забирать, мы уходить, — сказал Умги, исподлобья глядя на накха.
— Э нет! — сквозь зубы процедил саарсан. — Вы поите своих зверей, и мы все быстро идем дальше!
— Воду пить, уходить. — Мохнач указал на остальных погонщиков, сгружающих на землю тюки с имуществом большой охоты. Даже Айха, бросая печальные взгляды на Хасту, вместе с остальными освобождала братьев от поклажи. Намерения перепуганных и обозленных южан не шли ни в какое сравнение с душевной болью, от которой страдали ее родные звери…
— Вы никуда не пойдете!
Ширам отпрыгнул в сторону, и в руках его словно выросли метательные ножи.
— Грузите все на место!
Умги злобно насупился. Другие мохначи развернулись в его сторону, перекидываясь короткими хриплыми возгласами, — и, словно эхом отвечая на их недовольство, мамонты начали неторопливо выстраиваться полукольцом вокруг крошечного отряда.
— Мы уходить.
Звонкий лай прервал их ссору. Священная гадательная собака подскочила к мохначу и начала прыгать вокруг него, заливисто гавкая.
— Погляди-ка сюда, Умги. — Хаста подошел к старшему погонщику, доставая из своей сумки какой-то свиток.
— Мы уходить, шаман, — подозрительно глядя на рыжего жреца, предупредил мохнач.
— Нет. — Хранитель тайного знания отрицательно мотнул головой, будто взмахнул факелом. — Смотри сюда. Ты знаешь, кто это?
Ширам бросил на жреца недоумевающий взгляд. А тот спокойно развернул свиток, и Умги увидел там…
Да, да, конечно! Он не мог обознаться! Это же Айхо! Такого изгиба бивней, такой высокой холки не было ни у одного другого мамонта. Он на всякий случай кинул взгляд на своего побратима и молча кивнул.