— А если нет? Если те, кто живет в этом доме, сейчас, ну скажем, охотятся, а ночью вернутся? Если это и впрямь медвежьи люди — что тогда?
— Послушай, — вздохнул Ширам, — у нас сейчас нет возможности направиться к той скале и выяснить, что за дом ты увидел. Может, это и вовсе не дом — просто камни так свалились один на другой…
— Дом, дом. А вокруг него — частокол!
— Все равно у меня нет ни людей, ни сил. Так что моли богов, чтобы там никого не было. — Ширам устало опустил голову на руки. — Что б тебе было не заметить эти камни по пути в земли ингри?.. Тогда бы излазил их в свое удовольствие… А сейчас не до них.
Хаста поглядел на маханвира с беспокойством. Он еще не видал его таким измученным.
— Ну и попали мы в передрягу, — проговорил он, пересаживаясь поближе к накху. — Бывало у меня в жизни всякое, но пока еще никто не гнал, словно оленя на облавной охоте!
— Да, — проговорил Ширам, поднимая голову. — Когда мы ехали сюда охотиться, могли ли мы подумать, что охота будет на нас?
— Ты полагаешь, она начнется?
— Она уже началась…
Хаста бросил тревожный взгляд в ту сторону, откуда они пришли. Но берег реки, скалы и далекий лес уже скрыла ночная темнота.
— Ширам, — помолчав, сказал он. — Я все думаю насчет людей, которые остались в острожке… Там ведь было почти четыре десятка. По большей части просто слуги… Уверен, они даже не сопротивлялись. Думаешь, ингри всех убили?
Ширам молча кивнул.
— А может, они их где-то держат взаперти, в какой-нибудь яме…
— Ингри ничего нам не предлагали и не пытались с нами договариваться. Напали сразу. Что это означает?
— Они хотят убить нас всех, — сдавленным голосом сказал Хаста. — Чтобы никто не вернулся и не рассказал, что случилось. Но почему? За что?
— Причин достаточно.
Жрец тяжело вздохнул, подумав об Аюре, который давно уже спал в своем шатре, и спросил:
— Как думаешь, удастся ли нам выбраться?
— Бывало и хуже, — пожал плечами накх. — У нас есть мамонты, оружие и запасы еды, которых хватит на весь путь до дома. Если не будем нигде мешкать и опередим ингри, то, по воле богов, дойдем до Аратты…
— Но нас осталось всего пятеро!
— Зато у нас теперь нет раненых.
— Это уж точно, — мрачно подтвердил Хаста. — Они все остались там…
Ему вспомнился повар, с которым он болтал у водопада, привычно перемешивая выдумки с воспоминаниями, — его лицо и его крик, когда тот упал с мамонта и ингри тут же растерзали его, словно дикие звери… В памяти Хасты промелькнули многочисленные безвременные смерти знакомых и близких ему людей — порой ему казалось, что вся жизнь только из них и состояла. То, что хоть кто-то в этом мире умудряется жить долго и счастливо, — не есть ли это верное свидетельство существования богов?
Как жрец, Хаста, конечно, возносил моления — как же не вознести? — но, к своему ужасу, он уже давно заметил, что до людских причитаний Исвархе нет никакого дела. Даже когда он принимает жертву, он вовсе не намерен поступить так, как угодно человеку. У Господа Солнца на все своя воля, и только если моления совпадут с ней, тогда они и сбудутся.
— Сколько людей погибло сегодня, — задумчиво проговорил огнехранитель. — И сколько погибнет еще… Это только начало — не так ли, маханвир?
— Именно так, — зевая, сказал Ширам. — Мы сюда еще вернемся. Предстоит восстановить справедливость.
«Да, вы, накхи, в этом большие мастера», — подумал Хаста, но вслух этого, разумеется, говорить не стал.
Ширам встал, заворачиваясь в плащ.
— Ты сторожишь первым. Я сменю тебя на заре. А пока помолись своему богу, чтобы он сохранил нас этой ночью…
Каким жалким был этот ночлег! Подобных лишений царевичу переживать еще не доводилось. Аюр сам с трудом поставил последний уцелевший шатер, пока Хаста собирал хворост для костра, а охотники таскали бесполезные камни. Сам застилал свое ложе. Хорошо хоть раздеваться самому не понадобилось — Ширам велел ему спать одетым и держать оружие под рукой. Аюр скинул сапоги и заснул мгновенно, едва его голова коснулась подушки.
Ночью его разбудило ощущение, что рядом кто-то есть. Царевич приподнялся на локте и при свете крошечной походной светильни увидел, как Ширам расстилает перед входом в шатер свой походный плащ из медвежьей шкуры. Перед тем как устроиться на ночлег, накх долгим и внимательным, будто прощупывающим, взглядом обвел шатер. Но по царевичу его глаза скользнули, словно едва заметив.
Закончив осмотр, маханвир улегся, не снимая вооружения. Казалось, он не замечал неудобств, и даже клинки за спиной ничуть не мешали его отдыху. Такое чувство, будто и спал накх больше по традиции, чем из необходимости.
— Скажи, Ширам, — тихо поинтересовался царевич, — ты совсем не хочешь больше говорить со мной?
— Кто посмеет отказать наследнику престола Аратты? — холодно ответил тот, не открывая глаз.
— Я не о том. Последние дни ты ведешь себя так, будто я не живой человек, а храмовая бронзовая статуя, которую надо с почетом перевезти с места на место…
— Если вдруг я решу говорить с бронзовой статуей, то буду чувствовать себя глупцом. Мне не нравится такое чувство.
Аюр нахмурился:
— Что ты хочешь этим сказать?