Цикл «Горацио Хорнблауэр». Книги 1-13

Броун по-прежнему стоял между двух пилястров и смотрел вниз. Его рука скользнула за пояс — он вытаскивал пистолет. Оставался только один способ остановить его, не поднимая шума. Хорнблауэр выхватил шпагу — шпагу, стоимостью в сто гиней — подарок патриотического фонда — с золотым эфесом, клинком, острым как бритва — и ударил по кисти руки, сжимающей оружие. Брызнула кровь, пальцы Броуна безвольно разжались и пистолет тяжело упал на покрытый ковром пол, а сам он обернулся, изумленно взглянув сперва на струйку крови, стекающую по его запястью, и только потом на лицо Хорнблауэра, который приставил острие клинка к его груди, готовый сделать выпад и заколоть своего секретаря на месте. Должно быть, выражение его лица очень решительно свидетельствовало о его намерениях сделать это при необходимости — Броун не издал ни звука, не пошелохнулся. Кто-то появился за спиной Хорнблауэра. Слава Богу — это был Маунд.

— Приглядите за ним, — прошептал Хорнблауэр, — перевяжите ему руку и как-нибудь выведите отсюда.

Он взглянул вниз, через балюстраду. Небольшая группа царственных персон входила через высокие двери прямо напротив него: Александр в его светло-голубом мундире; высокий смуглый мужчина с большим носом — должно быть, Бернадотт; несколько женщин — двое из них в коронах, очевидно, царица и императрица-мать — и остальные с перьями в прическах. Браун выбрал самую удобную позицию, какую только можно было пожелать. Словно волна прокатилась по огромному залу приемов: мужчины низко кланялись, женщины низко приседали. Когда Хорнблауэр вновь взглянул вниз, все выпрямились почти одновременно — новая волна колыхающихся разноцветных перьев и мундиров прокатилась по залу. Не отрывая глаз от этого зрелища, Хорнблауэр спрятал шпагу в ножны и, подняв с пола пистолет, сунул его за пояс под мундир. Маунд, под обычной невозмутимостью которого скрывалась почти кошачья ловкость, уже обхватил своими длинными руками Броуна, который склонился к нему. Хорнблауэр вытащил свой носовой платок и сунул его в руку Маунду — на большее у него уже не оставалось времени. Он повернулся и поспешил обратно по галерее. Менее значительные персоны на галерее как раз завершили свои поклоны и реверансы и начинали оглядываться по сторонам, возобновляя прерванную беседу. К счастью, в самый напряженный момент все глаза были направлены на царственных особ. Харст и Соммерс как раз собирались продолжить свой разговор с дамами, когда Хорнблауэр привлек их внимание.

— Возвращайтесь к Маунду, — проронил он сухо, — ему нужна ваша помощь. Затем Хорнблауэр быстро спустился по ступеням, нашел двери в зал приемов и протиснулся мимо стоящих на страже лакеев. Одного взгляда было достаточно, чтобы найти покинутую им группу придворных; он незаметно приблизился к ней и занял свое прежнее место рядом с графиней. Царственные персоны как раз обходили зал, коротко беседуя с особо выдающимися гостями и уже через несколько минут они подошли к Хорнблауэру. Гофмаршал коротко представил его и Хорнблауэр, в голове которого как туман еще пробегали картины недавно пережитого кошмара, поклонился каждой венценосной особе и Бернадотту.

— Очень приятно видеть вас, коммодор Хорнблауэр, — приветливо проговорил Александр, — мы все наслышаны о ваших подвигах.

— Ваше Величество слишком добры, — пробормотал Хорнблауэр.

Затем царственная группа прошла и Хорнблауэр повернулся, чтобы снова встретить взгляд графини. Несколько слов, сказанные ему лично самим царем, очевидно, укрепили ее в уверенности, что он — человек весьма влиятельный и она бросала на него оценивающие взгляды.

— Вы намерены долго пробыть в России? — спросила она.

Именно сейчас, когда возбуждение начало отступать, Хорнблауэру было особенно трудно сосредоточиться на чем-либо. Хотелось только одного — сесть и спокойно отдохнуть. Он собрался с мыслями, чтобы дать учтивый ответ, а когда мужчины, стоящие рядом забросали его вопросами про британский флот и общее состояние дел на море, то старался отвечать по сути и связно, хотя это было весьма непростым делом.

Лакеи вкатили длинные буфетные столы, переливающиеся золотом и серебром. Хорнблауэр заставил себя быть внимательнее, дабы ничем не нарушить этикета. Венценосцы занимали свои места у одного из столов, императрица и царь — в креслах, принцы и принцессы на стульях, а каждый из присутствующих должен был следить, чтобы его лицо было обращено в сторону царственных особ, дабы не совершить святотатства и не повернуться к ним спиной. Присутствующие начали брать кушанья со столов, при этом никто, насколько мог заметить Хорнблауэр, не обращал особого внимания на чины и ранги. Наконец он заметил и персидского посла, с заметным чавканьем евшего что-то с золотой тарелки и также решил двинуться к столам. Вообще пока обед производил впечатление наиболее странного из всех, на которых ему довелось когда-либо присутствовать: все, за исключением особ королевской крови, стояли, а те, насколько ему было видно, вообще ничего не ели.