Цикл «Горацио Хорнблауэр». Книги 1-13

Сановного вида человек невдалеке, с серебряной с позолотой короной на голове и в бархатном плаще, вышитом королевским гербом, был не более чем Оружейным королем Ордена Бани[100] одним весьма обросшим связями субъектом, который заполучил эту хорошо оплачиваемую синекуру и мог, сидя на проповеди, успокаивать себя мыслью, что зарабатывает на жизнь, поступая подобным образом лишь раз в год. Рядом стоял принц-регент, суверен ордена. Его багровое лицо соперничало яркостью с темно-красной мантией. Еще здесь присутствовали армейские генералы и полковники, чьи лица были незнакомы ему. Зато в другой стороне часовни стояли люди, с которыми он был горд разделить членство в ордене — лорд Сент-Винсент,[101]

огромный и мрачный — человек, проведший флот через сердце в два раза более сильной испанской эскадры; Дункан,[102] который разгромил голландский флот при Кампердауне;[103]

и еще больше дюжины адмиралов и капитанов. Некоторые из них стояли даже ниже него в Капитанском списке: Лидъярд, захвативший «Помону» у Гаваны; Сэмюэль Худ,[104] который командовал «Рьяным» на Ниле; и Ео, штурмовавший форт при Эль-Mуро. Было приятно и волнующе состоять членом одного с ними рыцарского Ордена — странное ощущение, но верное. А втрое большее количество таких же, как они, героев находилось все ещё в море — на церемонию собрались лишь те, кто нес службу на берегу или находился в отпуске. Остальные братья-рыцари прилагали последние отчаянные усилия, необходимые для сокрушения наполеоновской империи. Хорнблауэр почувствовал прилив патриотизма; он пришел в возвышенное состояние, и тотчас начал анализировать эту бурю эмоций и задаваться вопросом: в какой мере это чувство продиктовано окружавшей его романтичной красотой обстановки.

Одетый в военно-морскую форму лейтенант пробился в часовню, застыл, колеблясь, на мгновение, затем, обнаружив лорда Сент-Винсента, поспешил к нему, держа в руке большой пакет со вскрытыми уже печатями. Теперь на проповедь никто не обращал никакого внимания — сливки Королевского флота вытягивали шеи, глядя, как Сент-Винсент читает депешу, которая, понятно, прибыла из Адмиралтейства, находящегося на другом конце Уайт-холла. Голос декана дрогнул, затем окреп и продолжил натужно зудеть в неслышащих ушах, которые еще долго оставались глухи к нему, поскольку Сент-Винсент, чье морщинистое лицо сохраняло невозмутимое выражение, прочитав депешу, немедленно вернулся к началу и перечитал её вновь. Сент-Винсент, который так смело рисковал судьбой Англии, мгновенно приняв единственно верное решение в сражении, которое принесло ему его титул, не был, однако, человеком, который торопливо ринулся бы действовать тогда, когда имелось время подумать.

Он закончил перечитывать депешу, свернул ее, затем пристально оглядел собравшихся в часовне. Рыцари ордена Бани взволнованно напряглись, рассчитывая поймать его взгляд. Сент-Винсент поднялся, застегнул свой темно-красный плащ; бросил слово ожидавшему лейтенанту и, подхватив шляпу с плюмажем, заковылял к выходу из часовни. Внимание немедленно переместилось на лейтенанта, которого можно было видеть отовсюду, поскольку он шел поперек трансепта. От возбуждения сердце Хорнблауэра забилось быстрее, он напрягся, так как понял, что лейтенант направляется прямо к нему.

— Примите от его светлости наилучшие пожелания, сэр, — сказал лейтенант, — Он хотел бы переговорить с вами немедленно.

Теперь настала очередь Хорнблауэра скреплять мантию и не забыть подобрать свою шляпу с плюмажем. Он должен был любой ценой сохранить беспечный вид и не дать собравшимся рыцарям ни одного шанса для насмешки над его волнением из-за вызова к Первому лорду. Он должен выглядеть так, как будто подобные вещи случались с ним каждый день. Он небрежно встал со скамьи, шпага запуталась у него между ногами, и только милосердием провидения он избежал кувырка головой вперед. Восстановив равновесие, он, звеня шпорами и ножнами, сосредоточился, чтобы проследовать с неторопливым достоинством через проход между рядами. Все смотрели на него: армейские офицеры должны чувствовать простое незаинтересованное любопытство, но флотские — Лидъярд и другие — будут задаваться вопросом, какой новый фантастический оборот приняла морская война, и завидовать возможностям отличиться, которые могли бы предоставиться им. В задней части церкви, на местах, предназначенных для привилегированной публики, Хорнблауэр заметил Барбару, пробирающуюся со своей скамьи, чтобы встретить его. Он нервно улыбнулся ей, не доверяя своему голосу пока все смотрят на него, и подал руку. Он чувствовал крепкое пожатие ее руки, и слышал ее чистый, звучный голос: Барбару, конечно, не смущало, что их все видели.

— Какие-то неприятности, я полагаю, дорогой? — спросила Барбара.

— Полагаю, да, — пробормотал Хорнблауэр.