Циклопы (СИ)

В раскрытые окна «порше» залетал упругий теплый ветер бабьего лета, этим вечером навестившего столицу. Вот уже минут пятнадцать Борис Завьялов ворочал дряхлым стариковским мозгом и все никак не мог решить, в какую сторону ему поехать, куда вести машину при выезде из дворика?

Знакомых - море, миллион друзей. Езжай к любому, не предаст, не выдаст. Поскольку ни один из верных друганов в жизни не поверит, будто Завянь участник похищения.

Бориса без вопросов обеспечат крышей и поддержкой. Завянь сам поступил бы так на месте любого из друзей.

Но он на месте «дяди Миши». А в его теле засел Иннокентий-воробей.

Как предъявить его-себя друзьям?! Капустин сразу же засыпается! Как только рот раскроет, все перепутает и переврет! Ляпнет что-нибудь из «Большого словаря...», типа: «Секу, чувак», и у любого друга моментально зародится подозрение в неадеквате. Появится вопрос: не сбрендил ли Завянь, не вписался ли на самом деле в стрёмную тему?..

-  Борис Михайлович, - раздался с заднего сиденья тихий голос Кеши, - нам понятны ваши сомнения.

-  Понятны? - хмыкнул Боря.

-  Разумеется, - собака и Кеша дружно закивали. - Вы переживаете, что я вас подведу. Думаете, что ваши друзья меня сразу же раскусят...

-  Пополам тебя раскусят, Кеша, - согласился Завьялов.

-  Но мы не можем никому рассказать о том, что с вами произошло!

-  Вот то-то и оно, - вздохнул Борис. -  Мы даже не сможем поехать в Интернет-кафе, понимаешь? Как только там увидят печатающую собаку... - Завянь махнул рукой и раздул щеки. - Что делать, что делать... - Забарабанил пальцами по рулю. - Куда нам ехать, а? К кому податься? Домой нельзя, к Леле нельзя...

«Ко мне езжайте, там спокойно», - раздался в голове уже знакомый внутренний голос.

Бориса словно палкой по голове ударили!

Шея сама собой втянулась в плечи, ладони оторвались от руля...

Рассказывать Иннокентию и Жюли о проклюнувшемся еще возле «Ладьи» внутреннем голосе Завьялов не решился.

Во-первых, русский человек всегда рассчитывает на авось. Авось минует, пронесет. А во-вторых, по совести сказать, Завьялов испугался. Жутко.

Старческие нервы начинали вибрировать при малейшем воспоминании о Кешиных рассказах про циклопов. Пожилое тело не хотело лишиться глаза или уха, легкого либо почки. Борис до сумасшествия боялся разозлить циклопа и притворялся покорным! Поскольку высчитал: уж лучше делить одно тело с террористом, чем лечить его в больнице. Циклоп ведь тоже не дурак, есть вероятность договориться. (Минуя Кешу и Жюли.)

Но циклоп решил «включиться» и участвовать.

Жюли-собачка как-то уловила, что с Завянь не все в порядке. Негромко зарычала. Тявкнула, как будто говоря: «Что происходит?» Положила лапки на спинку переднего сиденья и попыталась заглянуть в глаза Борису.

«Уйми собаку, Завьялов, - прозвучало в голове. - Я не циклоп. Я Лев Константинович Потапов».

-  Борис Михайлович! - забеспокоился уже и Кеша. - Что с вами?!

-  Во мне сидит какой-то лев... - невнятно произнес Завянь. - Константинович Потапов.

«Это ты во мне, балбес, сидишь!!»

-  Кто-кто?! - просипел Кеша.

-  НОСИТЕЛЬ мой очнулся... Вроде бы.

«Едем ко мне на дачу, - доводя Завьялова до саморазрушительного коллапса, невозмутимо, из самого Бориного нутра, предлагал Лев Константинович. - Там мы заляжем, отсидимся. Попьем чайку, все порешаем».

Неловко шевеля губами, Борис докладывал стилисту и собаке, о чем толкует Лев. Боялся, что еще чуть-чуть - сойдет с ума.

Всего лишь девять часов назад, он - Борис Завьялов! - ехал в больницу за Колей, собираясь с ним напиться.

Сейчас сидит за рулем в теле старика Константиновича и разговаривает с собакой и пришельцем.

Кошмар, комар, кошмар!!

Шесть часов назад Борис Завьялов стоял перед зеркалом в своей прихожей, разглядывал сморщенное тело и думал, что хуже быть уже не может.

Три часа назад Борис Завьялов едва не подох в чужом теле от позора, услышав, как кий чуть не порвал сукно, как шлепнулся об пол костяной шар.

Потом стоял на грани сумасшествия, на карачках перед собственным телом и разговаривал при всех с собакой.

Заполучил обвинение в похищении гламурной Зои.

Что будет дальше?

Лев уже пришел.

«Эй, молодой. Ты чо, заснул?»

Добавить надо: как только Лев включился, Завьялов испытал все то, что раньше причиталось Кеше. Лев разговаривал с Борисом, как старшина стройбата с новобранцем. Звал «молодым», по разу «губошлепом» и «балбесом» припечатал.

Алаверды, как говорится. Круг замкнулся.

Завянь все больше и больше хотелось намылить веревку и повеситься на люстре. При неимении надежного крюка, на первой же березе удавиться.

Край настал. Ощущение двойственности и ущербности доводило до умопомрачения! Хотелось голову о руль разбить и оглушить противный голос старика.

-  Лев Константинович, - скрипя прокуренными связками, проскрежетал Завьялов, - еще раз обзовешь меня хоть как-нибудь...

«Что будет? - хмыкнул старикан. - Себе по тыкве настучишь?»

Борис завыл.

От безысходности, от жути, от чудовищного ощущения - я здесь застрял навеки, но лучше тыкву разобью, чем примирюсь!

Жюли испуганно затявкала, Иннокентий завопил громче воющего старческого тела.