Ход был, как и все ходы в книжках, которые читал Паша, извилистым и узким. Дверной проем оказался обманкой, сам ход был больше похож на нору, и Паша удивлялся, как Сан Саныч вообще в ней умещается. Сан Саныч же почти превратился в крота, маленькими ручками он, горбясь, упирался в своды норы и семенил вперед.
Паша решил, что они выберутся наружу посреди одной из саратовских улиц, так сильно ход напоминал подземный, но его подозрения не оправдались. Они вышли к лестнице, над которой был люк и виднелась печать «1931».
– Год постройки, – пояснил Сан Саныч, забрался наверх и нажал на печать.
Люк поехал в сторону. Паша увидел клочок ночного неба и замер. Потянуло свежим воздухом. Саныч уже выбрался наружу, а Паша все принюхивался, пытаясь понять, далеко ли они от Волги. Он полез следом, высунул голову из люка и замер. Перед ним простиралась металлическая чешуя циркового купола.
– Мы же под землей были! – Паша пытался перекричать порывы ветра, который нес с собой дух и запах большой реки.
– Забудь все глупые книжки, которые ты читал, – проворчал Саныч, закуривая сигарету и выкидывая спичку в ночное небо. – Ходы под землей роют только цари и дураки. Ход проложен в
Паша выбрался из люка, поскальзываясь на чешуе купола, и уставился на Сан Саныча. Люк тут же поехал обратно, сверху это выглядело так, как будто одна чешуйка просто заняла свое законное место.
– И зачем мы сюда залезли? – Паша судорожно цеплялся руками за выступающие чешуйки, опасаясь, как бы купол, напоминающий большую рыбу, не сбросил его со своей спины.
– А ты оглянись.
Паша беспомощно покрутил головой, пытаясь не разжать пальцы и не отпустить край одной из чешуек. На другой стороне купола сидел, скрестив ноги по-турецки, его отец. Точнее не сидел, а витал в воздухе, а вокруг него клубился черный дым, дым был чернее неба, будто на купол цирка переехал угольный завод и насмолил всеми своими трубами разом. Паша не смог долго смотреть на дым, у него заболели глаза.
– Если будешь держаться так крепко, то долго не протянешь. – Голос принадлежал отцу.
Паша еще сильнее вцепился в чешуйку пальцами, кожа на них покрылась красно-белыми пятнами, руки начинали затекать. Паша обернулся на Сан Саныча, но никакого Сан Саныча на крыше не было. Ветер с Волги становился холоднее, в городе зажглись огни, и Паша щурился, пытаясь рассмотреть их получше. Глаза слезились, и огни расплывались, словно множество маленьких свечей горело неровным и беспокойным огнем.
– А если не буду держаться, то упаду! – Паше казалось, что эта истина непреложна и очевидна.
– Не упадешь, если умеешь владеть
– Тигр! – выкрикнул Паша из последних сил.
– Что тигр? – Голос отца оставался спокойным, и Пашу это бесило.
– Ты сам говорил, что тигр может внезапно появиться в зрительном зале!
– Может, – сказал отец. – А может и не появиться.
Паша отпустил руки. Он не понял, скользит ли он по чешуе большой рыбы купола или это большая рыба скользит по его брюкам и рубашке, летит ли он вниз навстречу плитам на площади Кирова или вверх – в пропахшее Волгой небо, которое накрывало собой и Саратов, и реку. Но он абсолютно точно летел, и дым сгущался вокруг него. Паша закрыл глаза и снова открыл их. Ничего не произошло. Он стоял в черном дыму на самом краю купола, рядом отец курил сигарету – такую же, как у Сан Саныча, толстую и похожую на бумажный сверток с неровными краями.
– Видишь, – сказал отец. – Тигр не всегда появляется в зрительном зале. Иногда он все-таки появляется там, где должен.
– Почему ты отказался ввести номер с исчезновением тигра в программу?
– Потому что не умею подчиняться. И тебе не советую. – И отец выкинул окурок в ночь так же, как выкинул спичку Сан Саныч.
Сигарета долго летела вниз навстречу своим сородичам, расплывчатым городским огням, пока совсем не истлела.
Глава 12
Снова купол
– То есть Сан Саныч был всегда? – прошептала Оля.
Они шли по коридорам цирка, и Огарев светил на стены большим строительным фонарем. Под ним, как под светом прожектора, Оле открывался другой мир. Изнанка цирка проступала с фотографий на стенах гораздо отчетливее, чем за кулисами. На каждой фотографии были изображены артисты разных поколений, на полях указаны год, месяц и день, когда фотография была сделана. Завершалась выставка черно-белыми кадрами. Все снимки были разными, люди и костюмы на них менялись, неизменным оставались только манеж, форганг на фоне и низкий толстячок, который всегда стоял справа и чуть в стороне от остальной труппы. Сан Саныч, казалось, не снимал смешную жилетку с золотыми лампасами и белую рубашку никогда.
– Поэтому он и ветеринар и техник? – спросила Оля.