Было 3.34 утра в пятницу. Долгая была неделя. Ну а какая неделя в этом году не была долгой? Я просила Берта нанять кого-нибудь в помощь. Он нанял Ларри. Так чем я недовольна? Тем, что Ларри – просто жертва, ждущая своего монстра. О Господи, сохрани его, прошу Тебя. Сохрани. На моей совести и так больше невинных, чем она может выдержать.
Обычное чувство ночного коридора – тишина, спокойствие. Только шептали отдушины отопления, приглушенно звучали по ковру шаги моих кроссовок. Слишком было поздно, и мои живущие днем соседи давно уже спали, а вставать им было еще рано. За два часа до рассвета можно насладиться уединением.
Я открыла новый защищенный от взлома замок своей квартиры и шагнула в темень. Щелкнула выключателем и залила ярким светом белые стены, ковер, диван и кресло. Как бы ни было хорошо у тебя ночное зрение, а свет лучше. Все мы дети дневного света, чем бы ни зарабатывали себе на жизнь.
Жакет я сбросила на кухонный стол. Слишком он был грязный, чтобы кидать его на белый диван. Я вся была заляпана грязью и прилипшей травой, но крови было очень мало – ночь обернулась удачно.
Я уже снимала кобуру, когда почувствовала это. Движение воздушных потоков, будто кто-то их пересекал. Я просто поняла, что я не одна.
Рука моя легла уже на рукоять пистолета, когда из темноты спальни послышался голос Эдуарда:
– Анита, не надо.
Я остановилась, касаясь пальцами пистолета.
– А если я все же попробую?
– Я тебя застрелю, и ты это знаешь.
Это был спокойный, уверенный голос хищника. Я помню, когда он работал с огнеметом, его голос был таким же. Гладким и ровным, как дорога в Ад.
Я убрала руку от пистолета. Эдуард меня застрелит, если я его вынужу. И лучше его не вынуждать – пока что. Пока что.
Я положила руки на голову, не ожидая, пока он мне это прикажет. Может быть, готовность к сотрудничеству зачтется в мою пользу. Ой, вряд ли.
Эдуард вышел из темноты, как белокурый призрак. Он был весь в черном, кроме волос и бледного лица. Руки в черных перчатках держали девятимиллиметровую «беретту», твердо направленную мне в грудь.
– Новый пистолет? – спросила я.
По его губам скользнула тень улыбки.
– Да. Тебе нравится?
– «Беретта» – хороший пистолет, но ты же меня знаешь.
– Знаю, ты фанат браунинга, – сказал он.
Я улыбнулась. Два старых приятеля ведут профессиональный треп.
Он прижал ствол к моей груди и взял мой браунинг.
– Прислонись и расставь ноги, – сказал он.
Я оперлась на спинку дивана, а он меня ощупал. Искать было нечего, но Эдуард этого не знал, а неосторожным он никогда не был. Одна из причин, по которой он до сих пор жив. Это – и еще то, что он был очень, очень умелым.
– Ты говорил, что не можешь взломать мой замок, – сказала я.
– Я принес инструменты получше.
– Значит, он не защищен от взлома.
– От большинства людей – защищен.
– Но не от тебя.
Он посмотрел на меня глазами мертвыми, как зимнее небо.
– Я к большинству не принадлежу.
Я не могла не улыбнуться:
– Это ты можешь сказать с полным правом.
Он нахмурился:
– Дай мне имя Мастера, и нам не придется этого делать.
Его пистолет не шелохнулся. Мой браунинг торчал у него из-за пояса. Я надеялась, что он не забыл поставить его на предохранитель. Или, наоборот, забыл.
Я открыла рот, снова закрыла и просто смотрела на него. Я не могла выдать Эдуарду Жан-Клода. Я была – Истребительница, но Эдуарда вампиры называли – Смерть. И он это имя заслужил.
– Я думала, ты сегодня будешь за мной следить.
– Я поехал домой, когда ты подняла зомби. Наверное, мне следовало остаться поблизости. Кто тебе рот раскровянил?
– Я тебе ни черта не скажу, и ты это знаешь.
– Любого можно сломать, Анита. Любого.
– Даже тебя?
Снова эта тень улыбки:
– Даже меня.
– Кто-то превзошел Смерть? А ну-ка расскажи.
Улыбка стала шире.
– В другой раз как-нибудь.
– Приятно слышать, что будет другой раз.
– Я здесь не для того, чтобы тебя убивать.
– А только запугиванием или пыткой заставить меня назвать имя Мастера?
– Да, – ответил он тихим и спокойным тоном.
– А я-то надеялась, что ты скажешь «нет».
– Дай мне имя Мастера этого города, Анита, и я уйду.
– Ты знаешь, что я не могу этого сделать.
– Я знаю, что ты должна это сделать, иначе нас ждет очень долгая ночь.
– Значит, нас ждет очень долгая ночь, потому что ни хрена я тебе говорить не собираюсь.
– Ты не хочешь дать себя запугать.
– Ага.
Он покачал головой.
– Повернись, обопрись грудью на диван и сцепи руки за спиной.
– Зачем?
– Делай, что я сказал.
– Чтобы ты мне руки связал?
– Выполняй.
– Что-то не хочется.
Он снова нахмурился:
– Ты хочешь, чтобы я тебя застрелил?
– Нет, но стоять столбом, пока ты будешь меня связывать, мне тоже не хочется.
– Связывать – это не больно.
– Меня беспокоит то, что будет потом.
– Ты знаешь, что я сделаю, если ты будешь упираться.
– Тогда делай.
– Ты не хочешь мне помочь.
– Уж извини.
– Анита, Анита!
– Я просто не привыкла помогать людям, которые собираются меня пытать. Хотя я не вижу бамбуковых щепок. А как можно кого-то пытать без бамбуковых щепок?
– Перестань!
Он начинал злиться.
– Что перестать?
Я выкатила глаза и постаралась придать себе вид невинный и безобидный – просто не я, а лягушка Кермит.