Циркачка (киносценарий)

Дверь квартиры широко распахнулась. На пороге, словно из сказки, возникла красивая женщина в длинном строгом платье, облегающем стройную фигуру. Ее рыжие волосы касались белых плеч. А на милом лице рассыпались веснушки.

КАПА потащила ПАГАНИНИ в дом.

Длинный коридор квартиры

Мама включила в коридоре свет, который осветил стеллажи с книгами.

Мама отступила в сторону, с удивлением разглядывая гостя.

КАПА: Это ПАГАНИНИ. А это моя мама.

ПАГАНИНИ от неловкости выпучил глаза.

Тут же появился представительный седовласый мужчина в дорогом костюме. И бабочка плотно прилегала к накрахмаленному воротничку его белоснежной рубашки.

КАПА: А это мой папа.

ПАГАНИНИ сделал неловкий поклон. И со стороны выглядел полным кретином. Лысым, с выпученными от удивления глазами.

Но родители тактично улыбались ему.

МАМА: Проходите, пожалуйста.

Она изящным жестом пригласили его в комнату.

ПАГАНИНИ (волнуясь): Да уж… Конечно… и непременно…

КАПА: Это ПАГАНИНИ, папа.

ПАПА: Прекрасно! Вы, видимо, музыкант?

Отец горячо пожал его руку.

ПАГАНИНИ только открыл рот, как КАПА встряла раньше.

КАПА: Ну что ты, пап! Где ты встречал лысых музыкантов! Эту кликуху ему дали в колонии для несовершеннолетних.

ПАГАНИНИ в ответ кисло улыбнулся.

Папа с мамой растерянно переглянулись.

ПАПА (кашляя): Ну, вообще-то…

Но мама его тут же перебила.

МАМА: Мы никуда не пойдем!

КАПА возмущенно всплеснула руками.

КАПА: Вы обижаете его недоверием, старики! Вот из-за таких, как вы, равнодушных, подозрительных чистюль, случайно оступившиеся юноши превращаются в закоренелых преступников! Куда вы направлялись, родоки?

ПАПА: Вообще-то в филармонию.

КАПА: Ну и чудесно! А я в это время попытаюсь спасти это юное, погибающее в рутине людского равнодушия, сердце!

КАПА в конце пламенной речи взметнула театрально руки вверх.

Лицо ПАГАНИНИ перекосила злоба. Он приблизился к родителям и галантно поклонился.

ПАГАНИНИ: Не беспокойтесь, пожалуйста. И спокойно идите на концерт. Сегодня, если не ошибаюсь, играют Шуберта? Прекрасный композитор. Жаль, что я не смогу послушать его. Придется пожертвовать вечером и объяснить вашей дочери правила хорошего тона.

Родители улыбнулись.

КАПА пожала плечами и скрылась в глуби коридора.

ОТЕЦ (заговорщицки) Вы не обращайте на нее внимания, она же – циркачка.

МАМА (поморщившись): А я терпеть не могу цирк!

ПАГАНИНИ (с готовностью): Я тоже!

ПАПА: Вы знаете, молодой человек, мне кажется, она давно перепутала цирк с жизнью. Для нее это в некотором роде одно и тоже. Она уходит с утра в цирк и возвращается… Ей кажется, в тот же цирк. А люди всегда должны возвращаться домой. Вот я… Инженер. Инженер-конструктор. Я работаю на работе. А дома… Живу, даже когда работаю. Ведь это разные вещи! И они должны быть! А она этого не понимает или понимать не хочет. Ей кажется, что цирк это не работа. А цирк – это жизнь. Мне очень жаль, что ей это так кажется. Хотя… Возможно, ей именно поэтому живется легко.

МАМА: Мы все делаем, чтобы четко разграничить и цирк, и жизнь. Даже в интерьере. Но, увы, безуспешно. Цирк у нее в голове.

ПАГАНИНИ: Цирк в голове у многих, даже если они в нем не были ни разу. Но смею вас заверить, я против цирка!

Родители понимающе переглянулись.

Он проводил родителей до двери, время от времени, кланяясь и интеллигентно улыбаясь.

Он бежал по длинному коридору, и заглядывал в каждую комнату. Капу нашел в крайней из четырех комнат. И ворвался туда, как вихрь.

Комната Капы

Комната богата по старинке. Антикварная мебель, хрусталь, персидские ковры. Разве что не совсем вписывались в интерьер множество цветов на подоконнике, на шкафу и на полу. А так же – огромный аквариум с рыбками. А у балкона – клетка с белыми мышками.

Не вписывалась в изысканный интерьер и КАПА. Лохматая, в рваных джинсах и вытянутой простой майке, она невозмутимо сидела на плюшевом диване по-турецки. И лениво потягивала из длинного бокала шампанское.

ПАГАНИНИ выхватил бокал из ее рук. Залпом выпил. И огляделся.

КАПА (хитро сощурив глазки): Хочешь ананас?

ПАГАНИНИ (взбешенно): Зачем, ну скажи, зачем ты мне наврала три короба?!

КАПА (невинно хлопая выгоревшими ресничками): Разве?

ПАГАНИНИ: Нет! Конечно, нет! Я уже поверил, что твоя мама после выпитой четвертой бутылки чернил посещает филармонию в шикарном наряде. А папа в перерывах между отсидками наряжается во фрак и бабочку. Только вот что-то не видать ползающих голодных детей. Где ты их прячешь, КАПА? (он заглянул под диван). Или ты их сдала бабушке, любительнице шоколада?

КАПА вздохнула.

КАПА: Я же одна, ПАГАНИНИ. У меня нет ни сестер, ни братьев. Ни друзей, ни даже бабушки, ни…

ПАГАНИНИ (грубо перебивая): Ах, ты, моя бедненькая! Я сейчас разрыдаюсь от жалости. Тяжелое детство. Ни с кем не приходилось делиться ананасами. Приходилось уплетать все самой. Ну, как тебя не пожалеть, бедолажка?

Он размашистым шагом направился к выходу.

Но КАПА опередила его и загородила собой дверь.