Цитадель души моей

оно и к лучшему – никогда оный в руках не держал и ума не приложу, как им сражаться.

Уж лучше пугия – привычней. Сеть я поначалу просто выкинуть собирался, но потом мне

в голову одна мысль пришла и я – не забывая по сторонам поглядывать – свернул сеть в

длинный жгут и принялся его узлами через каждые два пальма завязывать. Пларку мое

поведение явно не понравилось, он мне взглядом чуть дыру между лопаток не прожег. Ну

и Сатр с ним – всё равно он ничего сейчас предпринимать не станет, а потом – потом будет

всё равно. Если выгорит у меня задуманное, помешать он мне уже не сможет, а если не

выгорит – тогда тем более.

Получилась у меня в итоге тяжелая веревка длиной чуть больше паса, на которой

последним узлом я пугию закрепил. Многозвенный цеп – излюбленное оружие чекалок, у

них мы его и переняли. Не скажу, что оно у нас хорошо прижилось, но упражнения с ним

в программу тренировок входят, и большинство егерей с цепом худо-бедно управляются. Я

взял своё оружие за пустой конец левой рукой, правой рукой посредине перехватил,

крутнул кистью – закрепленная на конце веревки пугия, гудя, нарисовала в воздухе

сверкающий круг. Пойдет.

Пока я с «цепом» своим возился, ситуация на арене порядком изменилась. Трое

крыс быстренько, отлавливая поодиночке и набрасываясь скопом, прирезали четверых

рабов – без малейшего труда – те, по-моему, даже не были уверены, что оружие за

правильный конец держат. Одноглазый схватился с бледного вида юношей, с самого

начала жавшимся спиной в закрытую дверь. Несмотря на малохольный вид, юноша

оказался неплохим мечником, и, хотя одноглазый его всё-таки достал, пришпилив

гастумом к дереву двери, порезал он беглого неплохо. Скорее всего, одноглазого тоже

можно со счетов списывать – истечет.

Потом один из портовых, как будто просто проходя за спиной германца, вдруг

кинулся ему под ноги, сухожилия подрубить пытаясь. А вот это он зря – германец даже

мечом (совершенно в его лапище потерявшимся) отмахиваться не стал. Пнул того ногой в

живот легонько, а потом, согнувшегося и меч выронившего, ударом кулака по затылку

добил, да так, что портовый носом себе в грудь уткнулся. Силища, однако, у германца – с

быком такого сравнивать, так быку польстишь. Кто же он такой, интересно? И – еще

интересней – имперский он понимает?

Под конец один – поджарый, но немолодой уже мужчина с затравленным взглядом

черных глаз – попытался меня гастумом достать, видимо, надеясь на длину своего оружия

и на то, что маленький (пальмов трех в диаметре) баклер защитит его. Ну-ну. Я раскрутил

свой «цеп», и, когда противник попытался сделать выпад, разжал правую руку. Пугия

коротко свистнула, натянув верёвку, и я дёрнул её обратно. Противник выронил всё свое

оружие, закрыл руками выколотый глаз и побежал, громко крича, в противоположную от

меня сторону, где и угодил прямехонько в руки к оставшимся двоим портовым. М-да. Не

совсем то, что задумывалось – все ж с настоящим цепом эту поделку не сравнить. Да и не

так уж хорошо я им владею.

На этом всё как-то затихло. Все разбрелись по углам, постреливая друг в друга

злыми взглядами и не обращая внимания на беснующуюся за сетью толпу. Минут через

пять распорядителям это надоело – заскрипели двери центрального сектора. Угу. Я так и

думал. Два льва и четыре леопарда. Разумеется, давно не кормленые и хорошенько

раззадоренные. Звери быстро прекратили затянувшуюся передышку и закрутили на арене

кровавую свалку. Рычание, рёв, крики ярости, вопли боли и ужаса – и всё это под

аккомпанемент неистовствующей толпы. В этом бушующем кровавом водовороте

остались только два островка спокойствия – германец и я. Один из львов – что поменьше –

попытался было на него наброситься, но получил кулаком в лоб и упал. Германец, однако,

не стал его добивать и лев, с заметным трудом поднявшись, мотая головой и пошатываясь,

ушел прочь. Больше к германцу никто и не приближался. Ко мне же попробовали сунуться

по очереди все четыре леопарда – но каждому хватало одного взгляда, чтобы они решали

пойти поискать добычу в другом месте. Звери не умеют врать и потому не ждут обмана от

других. Если во взгляде противника хищник видит явное превосходство, он обычно

отступает, не проверяя, стоит за этим взглядом что-то, или нет. То, что в данном случае я и

вправду был сильнее, роли не играло.

Ну и вполне естественно вышло, что наши островки – друг к другу прибились.

Если раньше внимание толпы как-то рассеивалось, то вот теперь оно почти всё на нас

устремлено оказалось. Я уже думал, что научился на людские взгляды не отвлекаться, но

тут мне опять неуютно стало. А германец вблизи еще внушительней, чем издалека,

смотрится. Гладиус в его руке кинжалом выглядит, выше меня он настолько, что мне уже