Цитадель Теней

Амансиз бросил уничижительный взгляд в сторону шамана, щелкнул пастью и скрылся в древо-доме. Хэстэ последовала за мужем, одарив холодной улыбкой старейшин. Уже под кроной дома, волчица обернулась и посмотрела на пасынков. Те, прикрыв глаза, поклонились мачехе. Хэстэ вошла внутрь.

Часть фурри вернулась к повседневным обязанностям, но кое-кто еще остался на площади перед главным домом, чтобы увидеть концовку спора. По большей части это были молодые щенки, еще не достигшие десятой смены года. Им все еще ничего не поручали, и они были полностью посвящены себе. Остались и те, кто в этом году должен был принимать участие в Мусабидже. Молодые волки и волчицы внимательно наблюдали за старцами, ожидая развязки.

Дюжина старейшин встали кругом и стали шептаться. Шаман, ожидающий начала нелепого спора, пару раз дернул ушами, отгоняя назойливых мух, и широко зевнул.

— Они монгрелы, — один из старейшин, с нервно дёргающимся глазом, поднял на Говорящего-С-Духами взгляд. — Монгрелы не могут участвовать.

— Слышишь, Шептунья, — не оборачиваясь, бросил серебряный волк т'эрке, — твоих дрррузей называют монгрелами. Их порррочут только из-за того, что их кррровь смешана. Видимо Старррейшины забыли, что когда в наш миррр пррришел Бинатанг Бесар, подобное случалось на каждом шагу. У всех была единая кррровь, так как и нарррод был един. И не важно было, какого цвета твой мех и форррма челюсти. Уже тогда молодые щенки в испытаниях показывали и доказывали свои умения. Готов поклясться кончиком хвоста Бинатанг Бесара, что и у ваших пррредков, о, Старррейшины, кррровь была не столь чиста, как вы надеетесь. Но это же не помешало вам, в свое вррремя, пррринять участие в Мусабидже.

Послышались смешки со стороны зрителей. Глаз осмеянного старейшины стал дергаться еще сильнее. Волк, поскуливая, присоединился к новому витку обсуждений доводов против участия нежеланных гостей.

— Они не пррринимали участия в жизни нашего клана! — попытался другой старейшина, чей мех местами был спутан в грязные комья.

— Да, — шаман прикрыл глаза и склонил голову. Старейшина, чувствуя свою победу, расплылся в щербатой улыбке. Но она моментально слетела с его морды, стоило Говорящему-С-Духами поднять морду и ухмыляясь продолжить: — Но так же, как члены младших стай. Вот только незадача — черррез неделю они тоже пррридут испытать свои возможности. И их вы допустите. Ведь они пррринимали участие в жизни своих стай. Так же как Хесед и Гебура. Ведь как гласит старррая поговорррка «два фурри — уже стая».

Новая волна смешков, более смелая и громкая, заставила опозоренного старейшину дернуть головой. Большой кусок грязи, прихватив с собой и часть потрепанного меха, упал под лапы старика.

— Но младшие стаи делают все, чтобы главный рррод пррроцветал, — вклинился третий старейшина, с низко опущенными ушами. — Они существуют на благо стаи.

— Но ррразве покинуть стаю и стать шептуном — не есть благо для стаи? Выполнять волю самого Бинатанг Бесара — куда уж лучше для пррроцветания. Или у вас есть возррражения и на этот счет, о, Старррейшины? — было видно, что шаману осточертело все это препирательство.

На подобный выпад старейшины не могли ответить. Шептание между ними усилилось. Так продолжалось некоторое время, пока наконец первый старейшина, с дергающимся глазом не произнес:

— Хесед и Гебура, монгрелы стаи Канавар, допускаются до испытания Мусабидже. Коль такова воля Бинатанг Бесара, они с честью пррройдут его. Или же погибнут.

Старый волк облизал пересохший нос и бросил злобный взгляд в сторону ошарашенных братьев. Старейшины, под смешки и ворчания, удалились в главный древо-дом.

— Ну, что же, — шаман обернулся к кагэми, — дело сделано. Теперррь можно и поесть. А то все эти ррразговоррры с глупцами так утомляют.

Маленькая брюнетка громко засмеялась.

* * *

Всё поселение фурри представляло собой заросли каменных деревьев, что служили для местных домами. Как рассказал Говорящий-С-Духами, эти деревья росли не столько на камнях определенной породы, как могло показаться на первый взгляд, сколько прямо из них. Разрушая твердую поверхность, молодые ростки, зародившиеся прямо в сердцевине булыжника, стремились вверх, к солнцу и небу, разрастаясь все больше и больше. Когда же дерево достигало определенного возраста, оно словно «раскрывалось», создавая внутри себя довольно просторные для жизни помещения. По всему миру были раскиданы сотни подобных «каменных оазисов». В них-то и селились фурри.

Древо-дом, к которому привел их шаман, находился на приличном расстоянии от поселения. Пока кагэми и фурри шли до него, к ним успела вернуться Харита, вся обвешанная украшениями из костей.

— Знаки симпатии, — пояснил шаман.

— Знали бы они, чему они их дарят, — едко заметил шиварец.

Жители деревни, кто с добрыми улыбками, кто с холодностью во взгляде, провожали процессию. Некоторые, особо сердобольные, самки фурри, насильно впихивали шиварцу в руки плетенные корзинки с едой. Тот молча отказывался. Одна, особо крупная самка, таки умудрилась всучить сверток с личинками, проговорив: