Цивилизация классической Европы

Всему было найдено должное применение в XVII веке. Именно там скрыта дата невидимого рождения нашей эры. Технический прогресс, как бы его ни замалчивали учебники, был велик. Из чего же это следует, если налицо не так много? Дело в том, что XVII веку недоставало средств, которые будут в избытке в XIX веке и умножатся во 2-й пол. XVIII века, и в том, что сохранялась старая экономическая структура — ремесленная структура, покуситься на которую капитализм не успел. Капитализм был занят большой коммерцией: чтобы взяться за индустрию, ему потребуется еще больше века.

* * *

Преобладало текстильное производство, но оно было отсталым. Примат текстильного производства будет более столетия сдерживать индустриальную революцию, ибо застой в текстильном производстве не позволял произойти ничему решительному. Однако текстильное производство переживало застой именно в XVII веке. Существует масса доказательств, позволяющих шаг за шагом проследить монотонный ритм микроусовершенствований, — монотонный потому, что, в отличие от Англии 1740–1760 годов, не возникало никаких неожиданностей, и потому, что нам неизвестны пределы нашей осведомленности.

Лучше, чем любая другая отрасль старой индустрии, текстильное производство позволяет воспроизвести фундаментальную структуру этой индустрии XVII века, идущую из самых глубин Средневековья, абсолютное фракционирование экономического пространства. Отсюда способность совмещать самые разные технические уровни и, как следствие, неспособность применять происходящие перемены. Семнадцатый век — это подвижки, восемнадцатый — подвижки и их приложение, вот в чем разница.

Самая неповоротливая отрасль старой индустрии была территориально разбросана. Лидировала, разумеется, шерсть, несмотря на «некоторое возрождение хлопка». По отношению к XVI веку, текстильное производство XVII века, ставшее свидетелем отступления Тосканы, Фландрии, группы Севожи и восхождения Руана, Ле-Мана, Англии, было, если такое возможно, менее сконцентрировано, чем 150 годами раньше, когда Италия и Фландрия явно господствовали на рынке качества. Пожалуй, оставался еще один старый центр, теснящийся в маленьком нездоровом городке вокруг его колокольни в топи болот, — это снова Бове, крайняя южная точка распыленного фламандскопикардийского текстильного производства. «В 1624 году в городе работало по меньше мере 411 сукновален и по меньшей мере 309 саржеделен». В 1624–1750 годах Бове — а сколько было еще таких архаичных центров — медленно приходит в упадок.

Римские квасцы, этот, несомненно, наиболее удобный показатель индустриальной активности, подтверждают столетнюю стагнацию первой из всех индустрий. Не имеющий ни к чему прочему отношения, этот закрепитель красителя превосходно контролирует весь текстильный сектор, лучше, чем ртуть — производство драгоценных металлов. Квасцы, как и ртуть, можно произвести только при крайней концентрации производства. Квасцы, произведенные в рамках крупного предприятия, а значит, хорошо учтенные, лучше поддающиеся «статистике», устанавливают уровень в самом текучем, самом рассеянном и потому самом неуловимом секторе старой индустрии.

Как правило, римская продукция, превосходно учтенная, благодаря использованной Жаном Делюмо статистической находке, составляет две трети средиземноморской продукции и 35–40 % валовой продукции Европы в течение трех столетий. Однако не все так просто: относительная доля Рима ощутимо снижается в XVTI и радикально — в XVIII веке, в трудно оценимой пропорции по отношению к переживавшему рост северному производству (Йоркшир, в частности).

Римские квасцы попутно дают сведения о размерах самого крупного горнодобывающего предприятия XVI, XVII и даже начала XVIII века. На пике своего могущества, в 1550–1560 годы, Тольфа использовала около 800 рабочих, в XVII веке — вероятно, 500–600. За 285 лет эксплуатации, о которых мы имеем сведения, с 1462 по 1796 год, 500–600 человек в среднем добыли 17 млн. тонн руды, что эквивалентно 3,5 млн. тонн чистой квасцовой соли. Ее экспорт морем за три века наполнил трюмы 10 тыс. кораблей. В порядке сравнения — это 18 тыс. рейсов (кораблей в среднем в три раза крупнее) по пути в Индию с 1504 по 1650 год: порядок величин, рекордный для нарождающейся нововременной барочной или классической эпохи, огромный и ничтожный одновременно.

Другое сравнение, несомненно, более приемлемое, поскольку оно охватывает референции однородного порядка — между коммерцией и индустрией: совокупная прибыль предприятия Тольфы в XVI веке, в период его наибольшего процветания, по расчетам Жана Делюмо, — величина близкая к начальному капиталу в 6 млн. тыс. флоринов голландской Ост-Индской компании в 1602 году. Крупнейшее горнодобывающее предприятие Европы оставалось далеко позади крупных предприятий колониальной торговли.