Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса

В отличие от метафизического, диалектическое мышление изучает явления не по отдельности друг от друга и не как нечто неменяющееся со временем, но в их максимально (насколько это возможно в соответствующее время) полной взаимосвязи и – обязательно! – в их внутренней динамике, в качестве источника которой рассматриваются их же собственные внутренние противоречия. Энгельс следующим образом описывал переход от метафизики к диалектике: «Если до конца прошлого столетия естествознание было собирающей наукой, наукой о законченных предметах, то в нашем веке оно стало упорядочивающей наукой, наукой о процессах, о происхождении и развитии этих предметов и о связи, соединяющей эти процессы природы в одно великое целое» [115; с. 303].

Придав, таким образом, качественно новый импульс развитию всей мировой фундаментальной науки и, более того, выведя её на принципиально новый уровень (на котором она, строго говоря, находится и по сей день), немецкие философы создали тем самым и новую основу объединенного германского государства. Этой новой основой стали, с одной стороны, во внутренней политике, предпосылки для развития новых промышленных и организационных технологий, а с другой, в политике внешней – через идеологическую независимость от либерализма – предпосылки для самостоятельного открытия применяемой Англией совершенно необходимой для прогресса (и потому официально яростно отрицаемой британскими пропагандистами) протекционистской таможенной и налоговой политики.

Новый для тогдашней Европы (хотя и открытый впервые древнегреческими философами), диалектический способ мышления позволил немецким ученым существенно опередить своих коллег из других стран, в первую очередь из Англии и Франции. Стремительный и разнообразный рывок фундаментальной науки распахнул новые пространства для прикладных исследований, что в условиях притока колоссальных средств и формирования банковского капитала (прежде всего за счет ограбления России в ходе железнодорожных и иных афер царствования либерального Александра II), а затем и объединения Германии на этой основе обеспечило форсированную индустриализацию.

Представляется весьма существенным обстоятельством то, что крайне значительная часть немецких аристократов, став крупными акционерами немецкой индустрии, с колоссальной лихвой, пусть порой и через несколько поколений, окупили вложения своей социальной страты,

– а весьма часто даже и непосредственно своих семей, – в развитие немецкой философии и в целом немецкой фундаментальной науки.

В исторически кратчайшие сроки Германия обошла своих конкурентов по промышленному и в целом технологическому развитию [91]. Предельно наглядной демонстрацией преимущества немецких технологий над технологиями тогдашних великих колониальных империй в лице Франции стал сокрушительный разгром последней под Седаном 1 сентября 1870 года: «Огромное преимущество крупповских стальных пушек, заряжаемых с казенной части, перед бронзовыми, заряжавшимися с дула орудиями Луи-Наполеона, теперь… очевидно»

[49].

В результате с 80-х годов XIX века Англия, достигшая к тому времени пика не только своего величия, но и самодовольства, начинает неуклонно утрачивать индустриальное лидерство (что означает и начало утраты её мировой гегемонии), уступая, правда, прежде всего США и лишь потом Германии. Однако для самоощущения, как и для практической повседневной политики того времени сравнительно близкий и привычный сосед по Европе, с которым она постоянно так или иначе непосредственно соприкасалась, воспринимался ею неизмеримо более значимым, чем растущий за далеким океаном и пока занятый в основном своими собственными делами гигант (финансовая система которого к тому же оставалась в то время под определяющим влиянием лондонского Сити).

Таблица 1. Динамика совокупного промышленного потенциала (100 % – Англия 1900 года) [95]