Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса

Удельный вес Англии в мировом промышленном производстве с 1900-го по 1913 годы сократился с 18,5 до 13,6 %, в то время как США вырос с 23,6 до 32,0 %, Германии – с 13,2 до 14,8 %, России – с 7,6 до 8,2 % [95].

В 1914 году «Германия (правда, с Австро-Венгрией, но это незначительная добавка)… превосходила как Россию и Францию вместе взятые, так и Великобританию в отдельности по доле в мировом промышленном производстве, по общему промышленному потенциалу и… потреблению энергии; по производству стали она превосходила все три страны вместе взятые» [96].

К Первой мировой войне по военным расходам и общим затратам на мобилизацию Германия, немного уступив Англии (23 млн долл.), опередила США (19,9 млн против 17,1), не говоря обо всех остальных (Франция – 9,3 млн долл., Россия – 5.4, Австро-Венгрия – 4,7 млн долл.) [32].

Таблица 2. Динамика военных расходов, млн.ф. ст. Источник: [95; с. 214] по [88; с. 39]

Для каждой страны первое число за каждый год – общие военные расходы, второе – расходы на сухопутную армию, третье – на военно-морской флот.

Однако, обеспечив уверенный прогресс технологий, экономики и общества в целом за счет прорыва в области философии и фундаментальной науки, немецкая аристократия не смогла удержать взятого темпа не только из-за конкуренции со стороны других великих держав, но прежде всего по сугубо внутренним причинам: она так и не смогла создать устойчивый и постоянно действующий механизм постоянного стимулирования и контроля качества развития науки, без которого та неизбежно загнивает.

В результате последовательное развитие промышленности обеспечило повышение влиятельности крупной буржуазии (по своей природе ориентированной лишь на прибыль) и вытеснение ею из управляющей элиты аристократии, способной к работе на стратегическую перспективу [19] и, соответственно, к развитию фундаментальной науки.

После сокрушительного поражения в Первой мировой войне в Германии окончательно возобладала либеральная идеология, обеспечивающая её стратегическое подчинение англосаксам. Власть в Веймарской республике перешла к крупной буржуазии (которую спасли от коммунистов эффективно подавившие народные восстания социал-демократы, с гордостью звавшие себя «кровавыми собаками» крупного капитала), однако она даже теоретически не имела возможности справиться с кризисом, усугубленным репарациями и Великой депрессией, – в том числе и из-за своей органической неспособности организовывать развитие фундаментальной науки и, соответственно, технологический прогресс.

В этих условиях технологически обусловленное доминирование крупной промышленности объективно требовало централизованного управления экономикой. Колониальный в отношении относительно слабых стран и народов либерализм совершенно очевидно означал продолжение обнищания и гарантированную гибель, и поэтому повторное восстание против него Германии было объективно обусловлено (даже без учета убийственных по своим масштабам репараций и в целом условий Версальского мира, которые не оставляли современникам ни тени сомнений в абсолютной неизбежности следующей мировой войны)[89].

Однако – и это принципиально важно – Англия, длительное время будучи главным историческим соперником, в первую очередь именно ради успеха в борьбе с которым и создавались новые философия и организация фундаментальной науки в целом, уже в силу этого становилась для немецкой управленческой и интеллектуальной элиты привычным примером для подражания, надежным источником гарантированно лучших, проверенных практикой образцов, к которым следует постоянно стремиться.

Глубочайшее и всеобъемлющее влияние, вызванное этим положением Англии, на формально отрицающие её и даже прямо враждебные ей общественные силы Германии, невозможно переоценить; более всего оно напоминает многократно описанную психологами завораживающую и гипнотизирующую власть авторитета [274].

Безусловно, умение занять такое положение (и, что представляется едва ли не более важным, на протяжении исторически значимого времени сохранять его) представляется самостоятельным элементом глобальной исторической конкурентоспособности, отдельным источником превосходства британских элит над их противниками и союзниками (описанного в первой части настоящей книге по своим составным факторам, обеспечивающим его длительное сохранение).