Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса

Идея свободы в силу своей универсальности и соответствия объективным внутренним устремлениям человеческой личности является почти абсолютным оружием. Соответственно, она использовалась исторически первыми освоившими её англичанами в этом качестве в конкуренции не только Британской империи с другими империями, но и в конкуренции финансового спекулятивного капитала (прежде всего в лице его мирового авангарда вплоть до начала XX века – лондонского Сити) с другими группами капитала (начиная, кстати, отнюдь не с промышленного, а ещё с торгового – «менялы и ростовщики против купцов»).

С развитием промышленности и, соответственно, с укреплением производительного капитала (иначе называемом капиталом реального сектора), по самой своей природе ориентированного на формирование и укрепление собственных государств и на максимальное расширение их масштабов (для обеспечения стабильности правил и расширения емкости рынков) он стал главным противником финансового спекулятивного капитала, – а значит, и выражающего его интересы в идеологической плоскости либерализма.

Поскольку основным сущностным конфликтом, в который по вполне объективным причинам вовлечен производительный капитал как таковой, является его конфликт с постоянно и повсеместно используемым им наемным трудом, либерализм направил свои силы прежде всего на тщательнейшее изучение именно этого противоречия, являющегося не только источником развития производительного капитала, но и его принципиально неустранимой (без коренного изменения самой природы этого капитала, которое мы наблюдаем аж с 1939 года[172] на полностью автоматизированных, безлюдных производствах) ахиллесовой пятой.

Изучение этого фундаментального противоречия производительного капитала осуществлялось английским либерализмом для достижения двух практических целей: с одной стороны, чтобы держать в подчинении своим финансовым спекулянтам свой собственный национальный производительный капитал, а с другой – и главной (поскольку национальный капитал реального сектора связан с финансовым капиталом тысячью нитей и находится с ним в симбиозе, хотя бы в результате постоянно необходимых для производства кредитования и страхования), – чтобы эффективно нейтрализовывать возможную конкуренцию со стороны других стран на товарных рынках, превентивно подрывая, разрушая или подчиняя Англии их национальный производительный капитал.

Естественным результатом применения идеи свободы к перманентному конфликту наемного труда и капитала стала разработка идеи освобождения труда от гнета капитала (причём именно и только производительного, но ни в коем случае не финансового спекулятивного!), увенчавшаяся формированием марксизма. Последний же весьма быстро (в силу остроты конфликта труда с капиталом, обусловившим его крайнюю актуальность) вырос в третью великую идеологию нового и новейшего времени.

Воистину,

Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда!

Как и положено, в полном соответствии с законом отрицания отрицания марксизм немедленно после своего оформления как идеологии вступил в жесточайший конфликт с либерализмом, последовательно и системно отрицая его (прежде всего как выразитель интересов труда против интересов капитала и сформированного крупной промышленностью коллектива против индивида, в суровой реальности пытающегося обособиться от него отнюдь не для свободной идиллической жизни в стиле Торо или пресловутого «Робинзона Крузо»: а прежде всего для паразитирования на этом коллективе).

Вместе с тем марксизм не просто сохранил, но и развил, подняв на непредставимый для либерализма уровень, такие его черты, как универсализм (включающий на практике готовность принять всякого, разделяющего его ценности), признание абсолютной власти разума и позитивизм, включающий веру во всеобъемлющий и в целом непреодолимый прогресс человечества (это сходство во многом определило остроту борьбы между либерализмом и марксизмом: крайне близкие культурно, они боролись за контроль над почти совпадающим для них человеческим «полем», наглядно подтверждая хорошо известную биологам истину о том, что внутривидовая борьба всегда острее и ожесточеннее межвидовой).