Цивилизация труда: заметки социального теоретика

Между тем «биологическое» приспособление к среде – единственная деятельность «земного» человека в антропологии Флоренского – означает у него усилия человека по подчинению себе этой самой среды, его борьба за власть над природой. В ходе эволюции человек переносит свою деятельность в пространство с помощью орудий. Homo faber, создавая орудия, проектирует себя вовне, расширяя тем самым свое тело, охватывая им все новые стихии и области мира250.

Не менее значимое место homo faber занимает в философской антропологии Макса Шелера (1874–1928). В контексте пережитых европейским человечеством событий Первой мировой войны философ более остро воспринимает роль homo faber. В работах 1920-х годов («Труд и мировоззрение», 1920; «Человек и история», 1929) он обращается к феномену homo faber, сопоставляя существующие подходы к оценке роли труда.

Так, «для христианского восприятия труд в первую очередь имеет характер наказания за “падение” человека»

251. В свою очередь многие представители таких философских течений, как прагматизм, позитивизм и других, «оспаривают старое мнение, что человек – это homo sapiens и что его чистое и неоспоримое – изначально обращенное к Богу – владение разумом есть то, что кардинально отличает его от животного мира. Они объясняют: человек есть homo faber, (который работает и изготовляет орудия труда), и его разум развился только в труде и посредством

труда. Еще греческий философ Анаксагор вопрошал: “Имеет ли человек руки, потому что он разумен, или он разумен потому, что у него есть руки?” Позитивисты (и прагматисты) ухватились за вторую часть этой альтернативы и сделали человека своего рода выскочкой из низшей природы. Этот “человек” не является “созданием”, он не чувствует себя творением и не испытывает чувства благодарности к своему создателю, он, так сказать, создал себя сам.

Все теории и науки с тех пор дают не объективную истину, а “правила труда”. Философия, искусство, музыка, например, возникли как простое сопровождение и последствие труда. Религия для марксистских социалистов стала символом отношений господства среди различных классов и их места в процессе производства. На вопрос французского математика А. Пуанкаре: ищем ли мы на небе механические законы космоса, затем чтобы строить еще лучшие машины, или мы строим машины для того, чтобы все большее количество людей находили свободное время для наблюдения за небом или за чем-нибудь другим, – позитивисты выбирают первый ответ. “Образование – сила”, “Знание – сила”, – утверждают они вслед за Бэконом. Неудивительно, что в их мировоззрении труду отводится такое место, в котором христианский взгляд – в этом случае более совпадающий с античным – ему отказывает. Католическое понимание прежде всего ставит созерцательную жизнь принципиально выше, чем практическую»

252.

В работе «Человек и история» (1929) Шелер рассматривает идею homo faber’а как одну из основополагающих идей о сущности человека. Обращаясь к основным типам самовосприятия человека, он предлагает очертить направления идей о сущности человека, которые еще господствуют на пространстве влияния западной культуры. Шелер выделяет идею религиозной веры и человека религиозного253; идею человека разумного, или homo sapiens; идею homo faber позитивизма как человека работающего, которая, в понимании Шелера, вообще отрицает духовное действующее начало в человеке. Согласно четвертой идее человек – это «животное, больное своим духом». «На простой вопрос – “Что же такое человек?” – ответ этой антропологии следующий: человек – это бездумно живущий на явных суррогатах (речь, орудия и т. д.) настоящих, способных к развитию жизненных свойств и деятельности отступник от жизни вообще, от ее основных ценностей, ее законов, ее священного космического смысла»254

. Это «дионисийский человек, который посредством столь же осознанных действий, какими homo sapiens пытается блокировать жизнь своих влечений и чувств, дабы постигать вечные идеи, напротив, более всего стремится блокировать дух, разум (опьянение, танец, наркотики), чтобы, чувствуя, живя единой жизнью, воссоединиться с творящей природой, natura naturans: антропологическая идея, воспринимающая разум как подлинную болезнь жизни, как то, что оттесняет человека от творящих сил природы и истории»255. Наконец, пятая идея возносит человека на небывалую высоту. Это антропологическое воззрение берет на вооружение ницшеанского сверхчеловека, но подводит под него рациональный фундамент. Для Шелера история на основе этой антропологии будет сама по себе монументальной демонстрацией «духовного облика» героев и гениев, или, выражаясь словами Ницше, «высших экземпляров» человеческого рода256.