Цивилизация в переходное время

198 Любовь – всегда проблема, в каком бы возрасте ни был влюбленный или любимый человек. В детстве проблемы доставляет любовь родителей, а для старика проблема заключается в выяснении того, чего он добился благодаря своей любви. Любовь – это судьбоносная сила, могущество которой простирается от небес до преисподней. Полагаю, мы должны понимать любовь именно таким образом, если всерьез хотим изучить ее суть. Хитросплетения любви чрезвычайно обширны и многообразны, они не ограничиваются какой-либо конкретной областью, но охватывают все стороны человеческой жизни и деятельности. Любовь может быть этической, социальной, психологической, философской, эстетической, религиозной, медицинской, юридической или физиологической проблемой, если перечислить навскидку хотя бы некоторые ее проявления. Впрочем, такое вторжение любви во все коллективные сферы жизни лишь незначительно затрудняет ее понимание – в сравнении с тем фактом, что любовь также является сугубо индивидуальной проблемой. Ибо последнее означает, что всякий общий критерий, всякое общее правило утрачивают свою силу – подобно религиозным верованиям, которые, пусть они постоянно кодифицируются на протяжении хода истории, всегда, в сущности, представляют собой индивидуальный опыт, отвергающий все традиционные установления.

199 Само слово «любовь» мешает нашему обсуждению, ведь «любовью» называют буквально все на свете! Если идти сверху вниз, после наивысшего таинства христианской религии мы сталкиваемся с amor Dei Оригена, с amor intellec-tualis Dei Спинозы, с платоновской любовью к Идее, с Gottesminne

мистиков[98]. Слова Гёте вводят нас в человеческое пространство любви:

Утихла дикая тревога,И не бушует в жилах кровь:В душе воскресла вера в бога,

Воскресла к ближнему любовь[99].

200 Здесь мы видим любовь к ближнему – как в христианском, так и в буддийском толковании, заодно с любовью к человечеству, которая выражается в служении обществу. Далее идет любовь к родной стране, любовь к идеальным институциям – скажем, к церкви. Затем имеется родительская любовь, прежде всего материнская, за нею следует сыновняя и дочерняя любовь. Встречая супружескую любовь, мы покидаем область духовного и вступаем в промежуточное царство между духом и инстинктом. Здесь чистое пламя Эроса воспламеняет сексуальность, а идеальные формы любви – любовь к родителям, к стране, к ближнему и т. д. – смешиваются с жаждой личной власти и желанием обладать и управлять. Это не означает, что любое соприкосновение с влечением унижает любовь. Наоборот, ее красота, истинность и сила становятся тем совершеннее, чем больше влечений она способна впитать. Только в случае преобладания влечений животное начало в человеке прорывается вовне. Супружеская любовь (невесты и жениха) может быть такой, о которой говорит Гёте в конце «Фауста»:

Пламень священный!Кто им объят —

Жизни блаженнойС добрыми рад.К славе господней,К небу скорей:

Воздух свободней,Духу вольней![100]

201 Правда, любовь не обязательно должна быть такой. Она может напоминать слова Ницше: «Два зверя познали друг друга»[101]. Для любовников, опять-таки, все обстоит иначе. Даже в отсутствие таинства брака как залога совместной жизни эта любовь может преобразиться волей судьбы – или собственной трагической природой (хотя, как правило, в ней главенствует влечение, темное, смутное, то вспыхивающее, то угасающее).

202 Даже все сказанное еще не ставит пределов любви. Под «любовью» мы также подразумеваем половой акт во всех разновидностях, от официально одобряемого в супружестве до физиологической потребности, которая влечет мужчину к проституткам, и до свойственной последним отстраненности, с которой они предаются (вынуждены предаваться) этой любви.

203 Еще мы говорим о «любви к мальчикам», имея в виду гомосексуальность, которая по сравнению с классическими временами ныне утратила свое очарование как общественный и воспитательный институт и теперь влачит жалкое, ничтожное существование в качестве так называемого извращения и наказуемого деяния – по крайней мере, среди мужчин. С другой стороны, в англосаксонских странах за женской гомосексуальностью стоит, по-видимому, нечто большее, нежели лирика Сафо[102], поскольку эта гомосексуальность каким-то образом функционирует как способ содействия социальной и политической организации современных женщин (любопытно, что мужская гомосексуальность была в свое время важным фактором возвышения греческих городов-государств).