Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории

Приоритет процесса деятельности над ее предметной целью характерен для человеческой мотивации и в не столь драматическом контексте. Функциональные потребности опредмечиваются в стратегических и тактических задачах и тем самым рационализуются, а душевная гармония во многом зависит от согласования предметных и функциональных мотивов. Но всякое усилие требует сопротивляющейся среды (физической, информационной или социальной), и, что для нас здесь особенно важно, если оно ощущается как недостаточное, возникает бессознательное стремление обострить конфликт.

Исследователи регулярно обнаруживают соответствующие явления и в больших, и в малых контактных группах, и даже в животных сообществах.

В аквариум, разделенный прозрачным стеклом на две просторные «квартиры», помещали по паре разнополых рыб. Семейная гармония сохранялась за счет того, что каждая особь вымещала здоровую злость на соседе своего пола: почти всегда самка нападала на самку, а самец на самца.

Далее ситуация развивалась до смешного человекоподобно. «Это звучит как шутка, но… мы часто замечали, что пограничное стекло начинает зарастать водорослями и становится менее прозрачным, только по тому, как самец начинает хамить своей супруге. Но стоило лишь протереть дочиста пограничное стекло – стенку между квартирами – как тотчас же начиналась яростная… ссора между соседями, “разряжающая атмосферу” в обеих семьях» [Лоренц К., 1994, с.61].

Психологи, занимающиеся терапией семейных конфликтов (у людей, разумеется), заметили, что очень часто, вопреки рациональным объяснениям супругов, периодические вспышки конфликтов бессознательно желаются и служат сохранению устойчивости семьи. В группах, надолго изолированных от остального общества, люди со временем испытывают психическое состояние, которое названо экспедиционным бешенством . Оно выражается тем, что каждая незначительная деталь в поведении ближайшего друга провоцирует слепую ярость и трудно контролируемую агрессию. При формировании долгосрочных экипажей психологи не только предупреждают о неизбежности таких симптомов, но и обучают специальным приемам для их предотвращения и преодоления [Божко А.Н., Городинская В.С., 1975].

Функционально обусловленные конфликты между людьми отличаются от таковых же между животными тем, что требуют почти непременной рационализации в предметных задачах, непрощенных обидах и прочее. Скажем, с женой (мужем) ссорятся из-за ее (его) невнимательности или «занудства»; на войну отправляются, чтобы обогатиться, освободить Гроб Господень, распространить истинную веру, а заодно и власть короны, отмстить неразумным хазарам и т.д.

Конечно, конфликт между супругами может иметь вполне объективные основания, а в армию могут «забрить», на фронт отправить по принуждению. Но обсуждаемые здесь ситуации не менее типичны: многолетняя жизнь «на грани развода» иногда служит условием стабильности семьи, обострение сословного, этнического, конфессионального конфликта, или объявление войны между государствами сопровождается массовым энтузиазмом.

Упомянутые в разделе 2.7 картины августа 1914 года служат яркой иллюстрацией сказанного. Анализируя сложившуюся тогда историческую ситуацию в книге «Критика циничного разума», голландский историк П. Слоттердейк указал на «массовый комплекс катастрофофилии» (см. [Человек… 1997]). Конечно, каждый в воображении своем видел не то грязное безмерное кровопролитие, которое вскоре наступило, а нечто быстротечное и упоительно победоносное. В моду вошли фразы типа: омоложение, обновление, самоутверждение, очистительная ванна, выведение шлаков из организма, – и они также по-своему демонстрировали не столько заинтересованность в предметных результатах войны, сколько «функциональную» тягу к самому интригующему процессу.

Разумеется, каждая конкретная война обусловлена сложной совокупностью причин. Нехватка территории, половых партнеров, энергетических, пищевых ресурсов (в силу демографического роста или спонтанных экологических сдвигов) – все подобные мотивы в конкретных случаях способны играть решающую роль. Соотношение предметных и функциональных факторов могло бы служить одним из оснований для классификации войн.

Но на протяжении тысячелетий сменялись хозяйственные уклады, рождались, растворялись и умирали этносы, государства, религии и цивилизации, а войны оставались неизменными спутниками человеческой истории. Вероятно, они отвечали каким-то глубинным социальным и психологическим потребностям, и без учета этого обстоятельства невозможно корректно поставить задачу устранения войны как явления с политической арены.

Как подчеркивал К. Лоренц [1994], главная трудность в искоренении военных конфликтов определяется спонтанностью, внутренней обусловленностью инстинкта агрессии. «Если бы он был лишь реакцией на определенные внешние условия, что предполагают многие социологи и психологи, то положение человечества было бы не так опасно, как в действительности» (с.56).